— Есть немного, — признался опер, — прохладно.
— Да это разве дубак? Меня в девяносто втором в Иркутской колонии в карцер сунули. Зимой, в тридцать градусов. В одном клифту легком. И стекло из оконца вынули. Чтоб околел. А они б на простуду списали. Так я майку снял, поссал на нее, а когда замерзла, в оконце вставил заместо стекла. Только так и выжил. А сегодня по сравнению с тем — просто Сочи…
* * *
Сергей заскочил на обед домой. Как правило, он обедал дома, если не вызывали на задание. Мать к его приходу разогрела борщ. Как и вчера, сын был хмур и расстроен. Надежда Михайловна знала, что из колонии сбежали двое заключенных, один из которых служил с Сережей в Чечне.
— Не поймали? — спросила она, когда сын сел за стол.
Тот молча покачал головой. Сейчас Сергей жалел, что вписался в эту историю. С одной стороны, он не мог отказать Кольцову — долг платежкой красен, а с другой, рано или поздно их поймают, и начнется раскрутка. А уж раскручивать на зонах умеют. Все расскажут… Женька, может, и будет молчать, а второму совсем не резон… Самого Сергея уже дергали в оперативный отдел и прокуратуру. «Нет ли, товарищ командир, связи между вашим знакомством с Кольцовым и его таинственным исчезновением? Не вы ли, случайно, поспособствовали?»
— Нет, — твердо заверил командир, глядя в заспанные глаза следователя, — во всем виноваты старые наручники. Их канцелярской скрепкой открыть можно. Выдайте новые, и никто бегать не будет.
— А откуда, кстати, у сбежавших канцелярская скрепка?
— Они вообще-то не в тюремной больнице лежали, а в городской, гражданской. Там полы плохо моют… А вы бы лучше не мне вопросы задавали, а начальнику оперчасти Гладких. Это он вызвал «Тайфун», не поставив в известность начальство. И именно по его вине заключенные попали в больницу.
— Разберемся, кому что задавать…
Вряд ли, конечно, Сергею поверили и на хвост наблюдение наверняка повесили. И даже домой под благовидным предлогом заглянули — не спрятал ли кого под кроватью… Как бы проверка не затянулась. Придется тогда мужикам поголодать и померзнуть.
Да, обстановочка напряженная. Москва взяла дело на контроль, поимку сбежавших в управлении объявили делом чести. Беглецы — не простые урки, а подозреваемые в организации массовых беспорядков, то есть люди серьезные. Даже соседнюю воинскую часть подняли по тревоге тайгу прочесывать. Правда, мысль у начальства, как всегда, работала по трафарету — наверняка уроды будут пробиваться в Тихомирск. Поэтому там и поставим заслон, а вояки погонят их от Потеряхино-2, как загонщики лосей. Никуда они не денутся без еды и питья. От силы дня три продержатся на шишках и березовом соке.
Сергей, разумеется, не только сидел на допросах, но и активно включился в поимку беглецов, желая доказать, что он честный командир и ради долга готов лично стреножить даже бывшего однополчанина. Он лично расставлял посты, до слез инструктировал подчиненных, проверял сигналы… Короче, кипел кипятком и бил ключом. Пока верили.
Но что потом? Даже если получится перевезти мужиков в Тихомирск, где каждый сотрудник милиции, даже девочки-паспортистки, будет ориентирован на их розыск. Что им тут без документов и денег ловить? В городском парке под чахлым кустиком прятаться? Или в ночном клубе дискотеку вести? Не домой же их к себе тащить? А матери что сказать? Это мои добрые друзья, вместе воевали, приехали в наши края боевые раны зализывать… Ей он пока тоже не признался, что помог однополчанину. Мать, конечно, поймет. Как мать. Но никаких гарантий, что с подружками не посоветуется. И вот тогда наутро весь Тихомирск прибежит советы давать, куда ребятишек укрыть. А в первых рядах — прокуратура и оперативный отдел.
— Я, наверное, в понедельник уеду. — Мать оторвала Сергея от тревожных дум.
— Куда?
— Я ж тебе говорила. В лагерь, к тете Зине.
— Извини, чего-то не помню.
— Ее директором лагеря назначили. Пионерского. «Юнга». Под Тихомирском. А вожатых и воспитателей не хватает. Вот и попросила поискать среди педагогов. Я пообещала, что, если не найду, сама поеду. Никого не нашла.
— А почему сейчас? До каникул две недели.
— Лагерь же готовить надо. Территорию прибирать, домики. Мне, если честно, не очень хочется. С детьми хлопотно, а с моим давлением… Да и репетиторство придется отложить. Скоро выпускные, вступительные — самая работа. А в лагере только питание обещают.
Мать продолжала что-то объяснять, беспокоилась, что Сергею придется временно готовить самому, показывала, где какие хранятся продукты.
Сын слушал не очень внимательно, его занимала другая мысль. Когда мать уедет, мужиков можно спрятать в ее комнате. Хотя бы на несколько дней, пока не улягутся страсти.
— Когда ты уезжаешь?.. — переспросил он.
— В понедельник.
Сегодня суббота… Квартира, конечно, не самое надежное убежище, но ничего другого он все равно не найдет.
* * *
Завтрак в пятизвездочном отеле «У запретки» не сильно отличался от ужина. Сухарики, печенье, водичка. Никакого алкоголя. Свежий воздух свободы для аппетита. Колбаску спрятали в тень куста, чтобы не грелась на солнце и не испортилась раньше срока. Это было бы прискорбно.
Согласно графику, после ночного дежурства положенец имел право на заслуженный сон, однако отдыхать не ложился — наблюдал сквозь куст за дорогой, словно снайпер за противником. Потом подполз к Кольцову:
— Мне на зону надо…
— Сдаться, что ли? Или на перевязку в санчасть?
— Неважно. Надо.
— Так давай, сходи, — нахмурился Кольцов, — примут с радостью. Слушай, я в твои заморочки лезть не собираюсь, и век бы не лез, только сейчас тема другая. Мы в связке. Разбежимся, тогда и делай, что пожелаешь. Хочешь, сдаваться иди, хочешь, в Лондон вали политического убежища просить. Или по тайге гуляй.
Опер был прав, поэтому Сумрак решил раскрыть карты. Хотя и с явной неохотой.
— Там общак остался… Я за него макитрой отвечаю.
— Перед кем?
— Перед своими. Без него мне «воздуха» нет. Не предъявлю — предъявят мне.
Сумрак в двух словах растолковал оперу свод воровских законов, касающихся общака. Он планировал связаться с Пашей Клыком, чтобы тот помог с документами и видом на жительство в каком-нибудь недоступном для российской прокуратуры месте. Но Паша, согласно воровскому законодательству, потребует прежде вернуть общак в казну. Весь, до копейки.
— Погоди, погоди, — прервал положенца Кольцов, — общак, как я понял, в тайнике?