Виктор Сергеевич не стал менять имидж, придя на ответственное мероприятия в шортах, фланке, кедах и пионерском галстуке. Дабы сразу показать, что он не подвержен влиянию моды. Андрюша Мартынов осторожно выглядывал из-за его спины, заткнув ладонями уши, как ему зачем-то велел педагог.
— Ты старший? — не здороваясь, воспитатель обратился к вожаку.
— Ну, я. — Белый крутанул четки. — И чё?
— Мой пацан вам должен. Я его долг на себя беру.
— А отдашь?
— За тем и пришел. — Педагог достал из кармана шорт несколько сотенных купюр — накануне Зинаида Андреевна выдала обещанную заработную плату.
Белый одобрительно усмехнулся и посмотрел на своих. Я крут! Учитесь! Уважайте!
— А может, партейку? — не отдавая деньги, предложил Виктор Сергеевич.
— О`кей, — что-то прикинув, вальяжно согласился вожак, — только в долг я не играю.
— Я тоже. Не боись — отдам. Колода есть?
— Найдем.
Играть сели на сваленной сосне. За спиной воспитателя сразу пристроилась парочка наблюдателей. Следить за соблюдением правил.
— Не стойте сзади, — обернулся к ним Виктор Сергеевич, — детей не будет.
Наблюдатели нехотя убрались. На ветвях поудобней расселись болельщики — птицы и белки. Медведей, волков, зайцев и остальных, кроме комаров, партия не заинтересовала. Коля Белый достал замусоленную колоду, ловко перетасовал и положил перед соперником. Тот взял ее, повертел в руках и вернул на место.
— Сколько ставишь? — спросил местный авторитет.
Педагог кинул на сосну три сотни.
— На все.
Белый последовал примеру, вытащив свои деньги из пиджака.
Первую партию воспитатель проиграл. Перебрал. Коля высокомерно улыбнулся, сплюнул на траву.
— Еще будешь?
Виктор Сергеевич молча достал оставшиеся от получки две сотни. Взял колоду.
Теперь банковал он.
С этого момента удача покинула пахана потеряхинских. То ли не везло, то ли мухлевал он недостаточно ловко. За полчаса педагог отыграл мартыновский долг, лишил соперника всей наличности и повесил на него двести условных единиц, или пять тысяч рублей по курсу Центробанка. После потребовал расчета.
— Ты же говорил, в долг не играешь. Бабки на стол!
— У меня нет с собой. Я верну, в натуре… Или отыграюсь. Сдавай.
— Слы, я тебе чё, барыга? — Виктор Сергеевич швырнул ему под ноги колоду и поднялся с сосны. — Как на базаре торгуешься. Бабки гони!
Бригадир тоже поднялся, сунул руку в карман пиджака.
— Сказал, верну. Чё, не веришь? Отвечаю.
— Ты не святой дух, чтоб тебе верить. Короче, жопа есть — фуфла быть не может!
Воспитатель бросил взгляд на воспитанника. Тот по-прежнему зажимал уши, словно артиллерист перед выстрелом.
Возможно, присутствующая на стрелке организованная преступность не поняла значения последней реплики, но Коля не зря сидел целых два года. Кое-что усвоил. Товарищ в галстуке предлагал рассчитаться натурой. То есть нанес смертельное оскорбление.
Рука вожака выхватила «бабочку», лезвие сверкнуло на приветливом летнем солнышке.
— Не булькати, жижа! Попишу.
Остальные, как по команде, тоже извлекли личное оружие. Поинтересней, чем плевательные трубки и рогатки. Эхо войны. Хотя война и не добралась до здешних мест.
Виктор Сергеевич еще раз посмотрел на Мартынова, и, убедившись, что его уши на замке, выдал монолог, украсивший бы любой учебник по педагогическому мастерству. Произносил он его спокойно, но вдохновенно, словно актер, долгое время игравший молчаливого слугу и, наконец, получивший роль со словами. (ВЫРЕЖИ И СОХРАНИ!)
— Жало завали, плесень… Тебе что, на хер соли насыпали? Визжишь, как потерпевший. Достал нож, режь! Или по жизни не волокешь и понты чеченские решил проколотить?! Ты, баклан недоделанный, на зоне шнырем был, а здесь накидал на себя пуху и блестишь чешуей! Короче, долг я откусал, а ты в попадосе. Плюс рамсы попутал и, не зная человека, заточкой светанул. Короче, еще раз со своей пристяжью возле лагеря нарисуешься, я тебе это «сажало» загоню в тухлую вену! Причем тупым концом. А теперь дай его сюда и ломись по-шустрому!
Воспитатель протянул руку. Растерявшийся Коля Белый не решился вступить в диспут. Интуитивно он догадывался, что проиграет. И уж тем более атаковать. Живым из поединка не выйти. Товарищ загрызет его зубами. Но и ронять авторитет в глазах бригады не хотелось. В общем, предстоял нелегкий выбор.
— Пожалуйста, отдай ножик и уходи с миром, — догадавшись о терзаниях, помог ему Виктор Сергеевич.
Бригадир нехотя выполнил просьбу.
— А вы кто по жизни? — негромко и вежливо поинтересовался он, отдавая «бабочку».
— Воспитатель я. Шестого отряда. Пионерский лагерь «Юнга». — Педагог спрятал ножик в карман и повернулся с Мартынову: — Можешь слушать…
Когда они уходили с полянки, за спиной раздался звук заводимого мопеда. Наверное, черного.
Татьяна Павловна ждала их возле главных ворот.
— Ну как? Поговорил?
— Да. По-нашему, по-ментовски. Больше не придут.
* * *
На вечерней летучке Зинаида Андреевна донесла до ушей педагогов не очень хорошее известие.
— Со дня на день в лагерь приезжает санитарная инспекция. В основном проверять столовую, но в отряды тоже могут заглянуть. К сожалению, многие дети не моют перед сном ноги. Поэтому на всякий случай, когда они уснут, надо взять влажные тряпочки и протереть. Это несложно, но необходимо.
Неизвестно, как в других отрядах, но в шестом не мыли точно. Вожатый и воспитатель решили распределить обязанности по справедливости. Воспитатель будет держать ноги, вожатый их мыть. Воду набрали в ведро и пошли по шконкам. Детям было щекотно. Шандыбкин лягнул воспитателя, чуть снова не сделав его пиратом. Теперь на второй глаз. Свобода доставалась дорогой ценой.
Приближался священный для лагеря день. Родительский. Детишки в предвкушении хвастались друг перед другом, что привезут им предки. Какие игрушки и угощения. Воспитатели радовались, что хоть один денек смогут полноценно отдохнуть. Мальвина Ивановна придумывала, что приготовит на праздничный образцово-показательный обед. Зинаида Андреевна разрабатывала план мероприятий.
Идея со спектаклем на историческую тему была заманчивой, хоть и трудновыполнимой. По причине отсутствия реквизита и костюмов. Но начальница решила рискнуть. Ведь главное, показать, что воспитанники не равнодушны к истории отечества. А то многие совсем уж не помнят. Восстание декабристов, видишь ли, случилось в семнадцатом году, а Ленин — это полководец, победивший Гитлера. Позор! Развалили страну!