Возле вокзала он сошел с хлебовоза. Ближайший состав ожидался только через двое суток. Ничего, Казбек предусматривал подобный вариант. В Тихомирске жил один из шнырей. Недавно откинулся. Шаман запомнил его адрес. Отсидится там.
Паспорта у него пока не имелось, только справка об освобождении и проездное «требование», по которому он мог взять билет на поезд. Что тут же и было сделано. Спросив у вокзального милиционера, как добраться до нужной улицы, он, не теряя времени, отправился на поиски.
Поиски привели его к трехэтажной пещере, когда-то называвшейся домом. Казбек посмотрел на часы. Пять утра. Нормально. «Ваш кофе, господа…»
Из господ дома оказалась старушка-мать, напрасно ждавшая сына домой.
— Нету Генки! У бабы своей второй месяц пьянствует.
— А кто у нас баба?
— Галька Потемкина! Уборщица в промтоварах. Улица Правды, дом девять.
— Это далеко?
— Рядом, минут десять.
— Благодарю.
Баба — это хорошо. У бабы наверняка и подружка найдется. Скрасит ожидание. Уж очень он соскучился по женскому организму.
Дом Потемкиной встретил Шамана примерно так же, как три недели назад встречал Виктора Сергеевича Сумарокова. Запахом перегара и плесени. Правда, сами его обитатели оказались трезвыми.
— Шаман?! — обалдел Генка.
— Он самый. Здорово. Откинулся сегодня. Перекантоваться надо. Пару дней.
Не дожидаясь приглашения, Шаман прошел в комнату. Генка на зоне был у него шнырем, нечего и спрашивать. Разбуженная Галина накинула халат.
— Здравствуйте.
Генка представил Галине Шамана, сказал, что тот поживет у них два дня. В Лизкиной комнате. Галина не возражала.
Казбек бросил мешок, сел за стол.
— Выпить нету? За освобождение.
— Нет, Казбек, — развел руками Генка, — сами страдаем.
— Что, совсем ничего?
— Ни грамма.
— Ладно, — Казбек достал из куртки сотню и кинул на стол, — сгоняй куда-нибудь, возьми. Отметим.
— Сгонять-то сгоняю, — замялся бывший шнырь, — только пить я не буду. Нельзя.
— Чё, заболел?
— Хуже… Сумрак сказал, не завяжу пить, убьет, — чуть не плача, пояснил Генка, — вон, грудянку отбил, до сих пор саднит. На ножик чуть не посадил. Еле увернулся. А стол испортил.
Казбек вытаращил свои восточные глаза:
— Чё ты гонишь?! Какой Сумрак?
— Обыкновенный. Витя, — Генка потер ладонью ушибленный купол, — у Лизки он, вон у дочки ее, воспитателем в отряде.
— Н-не понял. На бабскую зону загремел?
— Да в пионерском! Лагерь тут под Тихомирском. Вот он там и кантуется с детишками.
Шаман попробовал проанализировать ситуацию, но не смог. Пионерский лагерь, воспитатель, Галькина дочка… Бред!
— Не гони фуфло!
— За базар отвечаю. Не веришь, съезди в лагерь и посмотри. Тут недалече.
Генка не боялся закладывать Сумрака. Угроза намотать кишки на кулак осуществилась, если бы он сдал положенца ментам. А Шаману можно, Шаман свой. К тому ж на ножах они промеж собой. Глядишь, Шаман за Генку поквитается. И снова можно будет бухать.
— Точно, — подтвердила Галька, — там он. Лагерь «Юнга» называется. Воспитатель шестого отряда. У дочки моей. Шашни еще с одной крутит. Танькой. Училкой из лицея.
Шаман не стал делать предположения и строить версии насчет того, как Сумрак оказался в лагере. Главное, он там. Вряд ли эти врут, парами с ума не сходят. Он, конечно, съездит, понаблюдает со стороны, но похоже на правду. И это очень даже на руку. Потому что Шаман знал немножечко больше, чем остальные.
«Что ж, Витя, теперь покалякаем по-взрослому. Тема есть интересная. Отлично! Это я удачно зашел!»
— Слышь, у вас тут с Закавказья кто-нибудь живет, — спросил Казбек у Генки, — земляки мои? Из братвы?
— На рынке надо спросить. Наверняка есть. Где вас только нет…
— Спросишь и сведешь с ними.
— Лады… За водкой-то бежать?
— Беги. Я тебя «развязываю»…
* * *
Паспорта пришли на неделю позже, чем предполагал Сумрак, в первую субботу августа. Их привез Сергей, чей адрес он продиктовал Паше. К паспортам прилагался достойный денежный довесок.
Разумеется, в паспортах стояли другие фамилии, которые сильно отличались от настоящих. Года рождения тоже разнились. Но это было неважно. Главное, что дорога открыта.
— Благодарю. — Сумрак забрал у Сергея документы. — Как думаешь, настоящие?
— Ну, если не считать фамилии, то да.
— Здорово! Я, если честно, и не думал, что ксивы так быстро можно слепить!
— Коррупция… Ей спасибо.
Виктор Сергеевич почти бегом возвратился в отряд. Кольцов тоже только что вернулся из библиотеки, где пытался найти что-нибудь по организации конкурса «А ну-ка, девочки!». Ничего не нашел. А конкурс на носу.
— Все, можешь не искать, — обрадовал его воспитатель, — ксивы готовы — отчаливаем!
Он торжественно вручил паспорт напарнику.
— Деньги тоже есть. Завтра смотаемся в город, приоденемся. Мы теперь при документах, бояться некого! Заодно возьмем билеты до Москвы. Или ты в Ленинград рванешь?
— Не знаю пока, — растерянно ответил Кольцов, — у нас завтра турнир по баскетболу, физрук просил помочь. Посудить.
— На хрен тебе этот турнир?! Всё! Свобода!.. Руки в ноги — и в столицу! Не врубаешься, что ли?
— Врубаюсь… Перед Зинаидой неудобно. Обещали до конца смены. Ленка одна не справится.
— Что значит «неудобно»? Мы и так две смены на нее ишачили. Ну что, со мной едешь или к себе?
— К себе… Чего мне в Москве делать?
— Хозяин — барин.
После обеда к Виктору Сергеевичу подошел Коля Федькин, самый младший пацан в их отряде, и в силу этого — самый забитый. В анкете неправильно указали его год рождения, и он попал в «Глухарек» вместо «Светлячка».
— Виктор Сергеевич, Елена Владимировна сказала, что на всех палаток не хватит… Это правда?
Речь шла о палатках для похода. Через неделю наступала очередь идти в поход шестому отряду, и дети потихоньку готовились к этому ответственному и интересному мероприятию. У завхоза было всего шесть палаток, они передавались из отряда в отряд. И все равно места на всех не хватало. А кого оставят в лагере? Самых слабых. Суровы и беспощадны законы общественной жизни. Школа выживания, блин.