На этот раз сам обыск был лишь поводом. Кунце знал, что Марианна Дорфрихтер приехала из Линца, и хотел с ней поговорить прежде, чем на нее кто-либо повлиял. Чтобы все выглядело законно, он попросил присутствовать комиссара доктора Вайнберга и двух детективов.
Им открыла молодая, деревенского вида горничная. Поскольку фрау Грубер находилась в своем хозяйственном магазинчике, расположенном на первом этаже дома, четырем мужчинам пришлось подождать в прихожей, пока за ней ходили.
Теща Дорфрихтера пришла, тяжело дыша и покраснев от негодования. Это была маленькая, очень домашняя женщина с короткими ногами и внушительным бюстом.
При виде ее Кунце непроизвольно пришли на ум легендарные гуси на Капитолии, которые шумом своих крыльев и гоготаньем спасли Рим.
Фрау Грубер провела их из прихожей в столовую, которая одновременно была комнатой для посетителей, рабочей комнатой, а когда собиралась вся семья — и гостиной. Застекленный шкаф с семейным серебром, майснеровским фарфором и книжный шкаф с собранием сочинений Лессинга, Гете, Шиллера, Гриллпарцера и Шекспира свидетельствовали об определенном вкусе и культуре.
В столовой находились в это время четыре молодые женщины — дочери фрау Жозефины Грубер. Марианна Дорфрихтер, закутанная в широкий плед, сидела в кресле у окна, ее сестры — вокруг стола. При появлении мужчин они не пошевелились, лишь повернули свои хорошо причесанные головки и едва заметным кивком ответили на приветствие. Сцена напомнила Кунце одну из картин Вермеера. Сестры, несомненно, приехали выразить Марианне сочувствие и оказать поддержку.
Оба детектива приступили к делу. Согласно полученным ими указаниям, они должны были искать, главным образом, письма или записки Дорфрихтера и вообще его любую корреспонденцию. Фрау Грубер следовала за ними по пятам, как если бы она опасалась за фамильное серебро. Дочери продолжали молча сидеть, намеренно игнорируя пришедших.
Благодаря своему замужеству, Марианне, младшей и самой красивой из дочерей, удалось подняться на более высокую общественную ступень. То же самое удалось и ее трем сестрам. Фрау Грубер всегда внушала своим дочерям, что девичья честь — это высшая добродетель любой девушки и ею можно пожертвовать только тому, кто за это предложит больше других. Альма, старшая из сестер, вышла замуж за владельца фабрики по производству кухонного оборудования в Граце, Тильда стала женой строительного мастера в Бадене недалеко от Вены, Лизл — владельца кафе в Клагенфурте. Было две общих черты у всех зятьев — они были богаты и значительно старше своих жен.
По любви вышла замуж лишь Марианна. То, что она стала женой офицера и попала в совершенно другое общество, не имело для нее никакого значения.
Марианна познакомилась с Дорфрихтером незадолго до окончания им военного училища. За годы болезни она часто оставалась одна, мечтала, много читала или смотрела, как идут спиралью кольца дыма из труб соседних домов. Она все время пыталась представить себе, как это будет, когда она снова окажется среди людей.
Мысли девушки вертелись вокруг того незнакомца, который однажды заберет ее из этой забитой мебелью и вещами квартиры на Хангассе и спасет от вечного измерения температуры и неусыпной заботы матери. Когда она увидела Петера Дорфрихтера, она с первого мига поняла — это он.
Она полностью вылечилась от туберкулеза, но от чувства одиночества за долгие годы болезни она исцелиться не смогла. Она охотно знакомилась с людьми, но чувствовала себя среди них комфортно только тогда, когда рядом был муж. Он был тем мостиком, который соединял мир романов с действительностью. Сейчас этот мостик у нее грубо разрушили, и она была снова заперта в тесной квартирке на Хангассе.
Эти ужасные дни скрашивало только одно — участие матери и сестер. Однажды они уже пришли на помощь в решающий момент: когда Дорфрихтер не мог заплатить тридцать тысяч крон залога, они все вместе внесли двадцать тысяч. Остаток был без особого желания внесен его семьей, так как старший Дорфрихтер считал, что сын достоин лучшей партии.
Женщина не с таким твердым характером, как фрау Грубер, решила бы, что она неправильно вложила свои деньги, и изменила бы отношение к зятю. Но фрау Грубер всегда только восхищалась им. Марианна чувствовала даже некоторую зависть, когда видела, с какой решимостью вела себя мать с этим ужасным капитаном. Ей хотелось бы высказать такое же возмущение, но каждый раз, когда она хотела что-то сказать, у нее словно перехватывало горло.
— Поскольку мы снова здесь, фрау Грубер, — услышала она слова капитана, — я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Фрау Грубер скрестила руки на груди.
— Ну так что же, спрашивайте, господин капитан.
— Когда господин обер-лейтенант Дорфрихтер четырнадцатого ноября приехал утром в Вену, зашел сюда, к вам домой, — вы не помните, сколько было на часах?
Фрау Грубер фыркнула с презрением.
— Об этом меня уже тысячу раз спрашивали! Сначала детективы, потом господин комиссар. Почему бы вам не спросить у них?
Кунце ответил тихо, но твердо:
— Я спрашиваю вас!
— Ответ всегда будет один и тот же, господин капитан. Ровно в семь. Я это точно знаю, потому что, когда горничная его впустила, у меня зазвонил будильник. — Ее голос звучал теперь менее воинственно.
— Вы не смогли бы припомнить, что в это утро господин обер-лейтенант сказал или сделал?
— Когда я услыхала его голос, я накинула халат и пошла с ним поздороваться. Он приехал с собакой и маленьким чемоданом. Мы не знали, что он приедет, и это был для меня сюрприз. Я ему сказала, что Марианна еще спит в красной комнате — так мы ее называем из-за красных портьер. Он сказал, чтобы я ее не будила. Потом он играл с детьми.
— С какими детьми?
— С детьми моей дочери Тильды. — Она показала на курносую блондинку в платье из черно-белой тафты. — Они были у меня, так как в квартире у дочери шел ремонт. Они живут в Бадене под Веной.
— А во что он с ними играл?
— Ах, собственно это даже не совсем детская игра. Каждый раз он им что-нибудь привозит — оловянных солдатиков, пушки и всякое такое. Он все это выстроил на полу, а я отправилась вниз, в магазин.
— Они все еще играли вместе, когда я проснулась, — вмешалась в разговор Марианна.
Она отбросила плед, встала и повернулась к капитану. Ее щеки горели, и она никак не могла унять дрожь в губах. Тем не менее Марианна заставила себя защищать мужа. С первой встречи капитан Кунце показался ей демоном, который явился, чтобы разрушить их жизнь, и она ненавидела его со всей страстью, которую в себе и не подозревала. Армия в ее глазах была слишком благородным институтом, чтобы она решилась возвести на нее, армию, вину за эту трагедию. Поэтому вся ее горькая обида и злость были обращены на одного-единственного человека — на капитана Кунце.
— Я услыхала, как дети смеялись, — продолжала она, — а потом вдруг голос моего мужа. Когда я пришла сюда, он лежал с детьми на полу. Мальчику шесть лет, а девочке четыре, все они лежали на животе… они играли в солдатики… а он рассказывал им про тактику и как нужно с флангов окружать противника… детям это ужасно нравилось… и ему тоже. — У нее сорвался голос, в один момент казалось, что она упадет в обморок. Мать бросилась к дочери и обняла ее.