Когда они вернулись на виллу, доктор Гольдшмидт распорядился задернуть портьеры и подготовить постель. Он снова спросил ее, действительно ли ей приятны его объятия. «Если это войдет в привычку, — подумала Марианна, — мне надо будет пару стаканов выпивать, прежде чем ложиться с ним в постель».
Под вечер доктор Гольдшмидт постучал в комнату к Марианне. Они собирались поехать поужинать в Монте-Карло.
— Ты бы не хотела надеть свое новое манто? — спросил он.
Она непонимающе смотрела на него.
— Какое манто?
— То, которое я тебе сегодня купил после обеда, — сказал он, нахмурясь.
— Ах, конечно, манто!
Они отправились в гардеробную, где висело во всем его великолепии элегантное манто с чудесным воротником из горностая.
— Оно прелестно, — сказала Марианна, когда он накинул манто ей на плечи. — Боюсь, я тебя так и не поблагодарила за него.
— Ты как раз поблагодарила меня. Идем, нам пора ехать.
Улыбка исчезла с его лица, и по дороге в Монте-Карло он казался расстроенным.
Они ужинали в «Hotel de Paris». Доктор Гольдшмидт тихо обращал внимание Марианны на некоторые августейшие особы. Двое русских великих князей, каждый со своей свитой, сидели за отдельными столами. Элегантный мужчина с юношеским лицом, ужинавший в обществе украшенных драгоценностями женщин и мужчин во фраках, был король Португалии Мануэль. Атмосфера, внушающая еще больше благоговение, чем в «Негреско», породила у Марианны чувство, что она всю свою жизнь провела в местах, где обслуживают королей и великих князей.
На обратном пути Марианна заснула. Только при подъезде к вилле доктор Гольдшмидт разбудил ее. Они поднялись на террасу, так как доктор хотел, чтобы она еще раз взглянула на освещенное луной море. Она послушно восхищалась, подавив в себе желание спросить его, как они, собственно, здесь оказались и что они делают в таком месте, где все так расплывчато, как под водой. Когда они поднимались по лестнице, она почувствовала головокружение. Это была не физическая слабость, а, скорее, дурманящий страх, будто она гибнет. В панике Марианна ухватилась за руку мужчины возле себя — и не для того, чтобы опереться, а убедиться, что она находится среди живых.
— Боюсь, мы выпили немножко лишнего, правда? — спросил он слегка грубоватым, с ноткой упрека тоном.
На следующий день они снова поехали в Ниццу, на примерку в модный салон. Предупредительная служащая в черном спросила ее фамилию.
— Мадам Дорфрихтер, — ответила она с облегчением, что это удалось ей вспомнить, но, увидев гневный взгляд доктора Гольдшмидта, поняла: она сказала что-то не то.
— Мадам Браммер, — поправил он Марианну, но по удивленному лицу служащей понял, что все это ей не понравилось.
— Ты что, хочешь, чтобы на нас набросилась вся французская пресса? — спросил он, выходя из салона.
— Нет, конечно нет! — запротестовала она.
При слове «пресса» ей вспомнилась картина, как возле их дома толпа мужчин в пальто, опершись на фонарные столбы, поджидала, когда она выйдет, чтобы ринуться к ней с вопросами.
— Тогда будь любезна помнить, что здесь ты зовешься мадам Браммер.
— Я постараюсь не забывать, — покорно пообещала Марианна. Она не хотела ни в коем случае расстраивать Пауля Гольдшмидта, который был ее единственным связующим с реальностью. Как ей попасть домой, если он исчезнет и оставит ее в этом призрачно прекрасном безвоздушном пространстве?
— Теперь я буду помнить об этом постоянно, — старательно пообещала она вновь.
— Ну что же, будем надеяться, — пробормотал он наконец, снова улыбнулся и нежно погладил ее по щеке.
Репортеры выследили их на следующий день. Марианна и Пауль Гольдшмидт сидели на террасе кафе и пили аперитив. Марианна впервые наслаждалась картиной, открывавшейся с террасы: проходящая мимо толпа, красивые вереницы экипажей и автомобилей, широкая, усаженная пальмами набережная, повторяющая изгиб бухты, и справа вырисовывавшийся силуэт полуострова — или это было только облако? Но вдруг у стола остановился коренастый человек с лицом терьера и обратился к ней на быстром венском диалекте.
— Рад видеть вас, фрау Дорфрихтер, — поздоровался он с ней. — Я слышал, что вы здесь, и не хотел упустить возможность вас поприветствовать.
Он вел себя так, как если бы они были знакомы, хотя она не могла припомнить, что когда-либо его видела.
— Благодарю.
По злому выражению лица Гольдшмидта Марианна поняла, что снова сделала что-то неправильно.
— Вы ошибаетесь, молодой человек, — рявкнул он на незнакомца. — Дама не фрау Дорфрихтер!
Тут наконец она вспомнила его наставления.
— Вы ошибаетесь, — она попыталась сказать так же строго, как и адвокат. — Я мадам… — она силилась вспомнить имя. Но имя не приходило ей в голову.
Молодой человек ухмыльнулся.
— Конечно, вы фрау Дорфрихтер! А вы, уважаемый господин, ее адвокат доктор Гольдшмидт. Разрешите представиться. К вашим услугам: Райнхарт Лотар.
Он вынул удостоверение корреспондента, в котором значилось, что он репортер одной из венских бульварных газет.
— Убирайтесь к черту, — прошипел Гольдшмидт. — Или я распоряжусь вышвырнуть вас.
Вместо этого репортер подвинул к столу стул и сел.
— Вы сверхопытный человек, господин доктор, и вы хорошо знаете, что это вам ничего не даст, если вы меня разозлите, после того как я вас нашел. Фрау Дорфрихтер было бы разумней со мной поговорить. Если она этого не сделает, я дам волю моей фантазии. — Он обратился к Марианне: — Как вам здесь отдыхается, фрау Дорфрихтер?
— Благодарю вас, очень хорошо. — Она посмотрела на Гольдшмидта, ожидая совета, но его лицо было сплошной холодной непроницаемой маской.
— Господин доктор Гольдшмидт умеет образцово заботиться о своих клиентах. Знает ли ваш муж, что вы с доктором поехали сюда?
— У меня… — начала Марианна, но Гольдшмидт резко встал и бросил на стол несколько купюр.
— Мы уходим, — сказал он Марианне.
Репортер преградил им путь.
— Минуточку, сударь, вы не должны прерывать даму на полуслове. Что вы хотели сказать, фрау Дорфрихтер?
— У меня нет никакого мужа, — испуганно пролепетала она.
Гольдшмидт схватил ее за руку и потянул за собой. Репортер продолжал следовать по пятам.
— Но ведь у вас есть муж, это всем известно. В то время как вы развлекаетесь тут на солнечной Ривьере, он должен томиться в мрачной тюремной камере в Вене!
Слова будто вонзались в сознание Марианны. Резко высвободив свою руку, она повернулась к репортеру:
— Он сидит вовсе не в мрачной камере! Его камера светлая — там есть большое окно. Так сказал капитан Кунце доктору Гольдшмидту. А он…