Но сейчас он вспоминает другой запах, запах, который тоже был впитан им в этот странный день, запах того человека — Фуэнтеса. Разумеется, слова, сказанные Обезьяньим парнем Фуэнтесу, были ему непонятны, но смысл был совершенно ясен, как и смысл ответа Фуэнтеса. Он ощущает, как в нем нарастает гнев Ягуара, и испытывает слабое сочувствие к этому человеку, как бывало у него порой, когда они приносили в дар богу маленькую девочку. Печально, конечно, но необходимо, а почему — не ему судить.
Он продолжает жевать жвачку собственного приготовления и спустя несколько минут чувствует, что бог начинает овладевать его телом. Мойе никогда ни с кем не обсуждал это явление. Он не знал никого, принимавшего в себя Ягуара, кроме своего старого учителя, который давно умер. Да и когда тот был жив, они это не обсуждали, как не утруждали себя разговорами о собственном дыхании или циркуляции крови.
Мойе ощущает, как немеют кисти его рук и ступни, волны онемения текут от периферии к центру и сходятся в одной определенной точке в его животе. Звуки и запахи тают, зрение ослабевает, все вокруг тускнеет, сужается до одной точки, проваливается во тьму, а потом зрение возвращается, но это уже другое зрение, и он видит со стороны свое обмякшее тело с бессильно свисающими конечностями. Мойе глядит на него с интересом, не отличимым от того интереса, с которым он смотрит на кору дерева, его листья, на маленьких, ползающих среди них ночных насекомых, как наблюдает за движением луны сквозь облака. Он свободно парит в природе, безразличный, а потому и полностью воспринимающий и ее благодать, и ее ужасы. В этом состоянии глубокой отстраненности он прозревает еще не воплотившуюся сущность Ягуара.
Сначала он видит человека на дереве, а потом происходит нечто, хотя слово «происходит» не точное, ибо подразумевает некую продолжительность, тогда как это явление существует вне рамок обычного времени: его место занимает золотистый, в черных пятнах кот, который почти вчетверо тяжелее спящего в гамаке человека. Личность Мойе пребывает внутри этого существа, удерживаемая воспоминаниями в сознании бога. Он вспоминает то, что случится, как мы вспоминаем сны.
Со светящейся высоко в ясном небе восковой луны Ягуар спускается на смоковницу, затем подобно овеществленному сгустку лунного света вытекает из парка и направляется на юг, скользя через спящие дворы, через стены и изгороди, сопровождаемый хором неистового собачьего лая. Натыкаясь на водоемы, он либо отклоняется к западу, огибая препятствие, либо, будучи прекрасным пловцом, преодолевает его вплавь. В такой поздний час ночью людей в окрестностях мало, они спокойно спят, укрывшись за дверьми, запорами и сигнализацией. Остановившись на берегу очередного канала, Ягуар принюхивается.
Антонио Фуэнтес беспокойно ворочается в постели в своем прекрасном доме на набережной канала: ему никак не удается выбросить из головы того проклятого индейца. Раскричавшийся американский сопляк — это пустое место, но вот про индейца этого не скажешь. С другой стороны, и американец не должен был бы знать даже о самом факте рубки деревьев в Паксто, не говоря уж о том, что за спиной осуществляющих эту рубку колумбийцев стоит «Консуэла». Было несколько подставных корпораций, созданных специально для того, чтобы затуманить эту связь, так каким же образом невежественный индеец и pendejo, задиристый молокосос, смогли до этого докопаться? Ответ напрашивается сам собой. Не могли — а значит, их пытается достать кто-то, имеющий связи там, в Колумбии. К сожалению, когда имеешь дело с колумбийцами, сталкиваешься с полным отсутствием не то что каких-то там законов, но даже коррупционных правил, и поэтому человек со стороны просто не способен понять, подмазал ли он всех тех, от кого зависит, чтобы ему не подгадили. Поэтому и приходится привлекать таких типов, как Хуртадо.
Он выскальзывает из постели, накидывает халат и подходит к балконной двери своей спальни. Его жена шевелится, но не просыпается. Они оба принимают на ночь снотворное, и ему хочется надеяться, что нынче ночью еще одна таблетка не понадобится. Иначе с утра он будет как пьяный, чего решительно не может себе позволить, ведь им назначена встреча всех принципалов «Консуэлы». Необходимо обсудить угрозу, возникшую в связи с инцидентом в офисе, причем лучше бы обойтись без привлечения колумбийцев. На протяжении своей карьеры Фуэнтес неоднократно нарушал закон, но с настоящим наркобароном связался в первый раз. Хотя официально, на бумаге, никакой связи нет. Ему самому это не нравится, но потенциальные барыши огромны, и, в конце концов, нельзя сказать, что они сами занимаются торговлей наркотиками. Может, конечно, фактически и занимаются, но важно то, что ему нет необходимости ничего об этом знать. Его главная задача — позаботиться об изоляции и, если она где-нибудь повредилась, подлатать. Чертова крикуна, если уж на то пошло, найти будет нетрудно.
Фуэнтес открывает дверь и выходит на маленький балкон. Воздух свеж и насыщен ароматами расцветшего ночью жасмина и морской воды. Отсюда, со второго этажа, открывается прекрасный вид на водную гладь, благо ночь ясная, с плывущей высоко над единственной линией облаков луной. На востоке видны огни Ки-Бискейн и Кэйп-Флорида. Бывало, что хождение по балкону помогало Фуэнтесу, он уставал и засыпал без снотворного.
Он делает несколько шагов и резко останавливается. Что-то не так. Что? Что он упустил из виду? Изумрудный огонек свидетельствует о том, что сигнализация включена и работает исправно. Дом под надежной охраной. Потом, услышав над головой скребущий звук, он испуганно дергается, но тут же позволяет себе смешок, осуждающий это проявление слабости. Еноты. Придется снова вызывать человека с ловушками. Надо же, однако, каким дерганым сделало его это, в общем-то, мелкое происшествие.
«Я нервничаю, как кот», — думает он про себя и начинает расхаживать по балкону.
Десять футов в одну сторону, поворот, десять в другую. Пока он ходит, в голове его мелькают цифры — в их команде он счетовод. Кальдерон ведет колумбийские контакты. Гарса изыскивает первоначальные средства. Ибанес знает пути превращения древесины в наличность, потому что по-прежнему существует достаточно людей, чье стремление заполучить превосходное красное дерево заставляет их не задавать глупых вопросов о том, откуда оно берется. Другое дело, что было бы неплохо располагать обзорным отчетом о территории, знать, сколько деревьев можно получить с гектара, и так далее, чтобы иметь более четкую картину.
Конечно, средние цифры позволяют делать прогнозы, но до них дошли слухи о том, что в Паксто плотность леса необычайно высока, цифры просто невероятные, аж по четыре ствола на гектар. Он производит мысленный подсчет. Площадь Паксто равна тысяче двумстам квадратным милям. Если считать по двести пятьдесят девять гектаров на квадратную милю, то при плотности четыре дерева на гектар общее количество стволов составит более миллиона. Возьмем средний радиус в полтора метра, а высоту в тридцать — получается по двести кубометров великолепной древесины с каждого…
От этих подсчетов его отрывает звук, донесшийся сверху, кто-то скребется по черепичной кровле.
Он поднимает глаза к крыше, ничего не видит и снова принимается расхаживать, и мысль его сводится к двумстам миллионам кубических метров первосортного, зрелого красного дерева. Боже мой! Правда, выбрасывать все это на рынок сразу нельзя, иначе цена может упасть. А нынешняя составляет полторы тысячи долларов за куб…