— А откуда он узнает? Ты, что ли, настучишь?
— На хрена мне стучать. Просто, если ты дорвешься до девки, так не успокоишься, и на ней живого места не останется.
Иглесиас поднял глаза от телевизора.
— Ага, вот когда El Silencio разберется с ней, тогда можешь и сам ею заняться. А то, не ровен час, отдаст концы от твоего внимания.
— Заткнись, придурок! — буркнул Раскон. — Можно подумать, что мне пришлось бы с ней особо возиться. Ручаюсь, она бы мне мигом выложила все, что знает.
— Кто бы спорил, — фыркнул Иглесиас, — если она на самом деле что-то знает. Но если не знает, то, чтобы быть уверенным в этом, с ней придется работать долго и аккуратно. Чтобы она не заткнулась навеки раньше, чем мы поймем, что больше из нее уже ничего не вытянуть.
— Она знает, — уверенно заявил Раскон. — Она была с этим мелким merdito, куском дерьма, которого пристрелил Пруденсио, а он был с индейцем.
Раскон откинулся на стуле и помассировал гениталии.
— Можешь поиметь ее в задницу, Иглесиас, когда я закончу. Тебе ведь все равно так больше нравится.
Услышав звонок мобильного телефона, Мартинес выключил телевизор. Последовал краткий разговор, с его стороны состоявший главным образ из «да» и «будет исполнено».
— Звонил el jefe, босс, — сказал он. — У нас маленькая проблема. Копы устроили облаву возле домов на Рыбачьем острове и сцапали всех наших, включая El Silencio. Он говорит, у полиции на них ничего нет, они просто сами задолбались и нас долбают. Парней подержат день, от силы два и отпустят. Так или иначе, он требует, чтобы мы сидели здесь тихо, караулили девчонку и ни за каким хреном не высовывались.
Раскон витиевато выругался, и Иглесиас снова включил телевизор.
— Тогда, — заявил он, — я лучше заставлю этот кусок дерьма работать.
Моралес отбыл, а Паз остался ждать в тени дерева. Через некоторое время на другой стороне улицы припарковался фургон компании «Энергия и свет Флориды».
Оттуда вылезли двое мужчин в касках и рабочих комбинезонах — хотя инструменты, которыми они обвешались, вряд ли могли иметь отношение к электрическим сетям. Паз помахал им рукой, но его проигнорировали. Возможно, эти парни всерьез надеялись, будто примитивный туземец с Ориноко клюнет на их маскарад, но он в этом сильно сомневался.
Паз выкурил еще одну сигару, прогулялся к находившемуся неподалеку от школы фонтану и попил из него, надеясь, что никому не придет в голову вызвать еще один наряд полиции. В наше время при виде одинокого мужчины, околачивающегося возле начальной школы, многие склонны действовать именно так.
Подумав об этом, он незаметно перешел к более общим размышлениям о природе чудовищного поведения таких типов, что вернуло его к похищенной девушке, Дженни. Зачем она им понадобилась? Ясно, чтобы вытянуть из нее сведения, но он не мог понять, откуда девчонка, судя по описанию Кукси не просто невежественная, а умственно неполноценная, могла узнать что-то, представляющее для шайки колумбийских grogeros, наркодельцов, такой интерес, что они схватили ее прямо на улице Майами, совершив по ходу дела убийство.
Возможно, она была не такой уж тупой, возможно, Кукси лгал и по этому, и не только этому вопросу, возможно, между всеми этими преступлениями существовала связь, о которой никто даже не подумал. В любом случае девушка исчезла. Они выпытают у нее все сведения, если они имеются, после чего ее изуродованное тело бросят в болото или залив. Майами очень удобное место, чтобы избавиться от криминального трупа. Девчонку, конечно, жаль, но только в принципе — лично он ее не знает и больше не обязан переживать из-за несчастных жертв.
Отметив прибытие нескольких школьных автобусов и множества машин — заботливые родители съезжались за своими отпрысками, — Паз, который был бы счастлив оказаться на их месте, вернулся к дереву.
Школьное здание наполнилось нарастающим шумом, а потом ярко расцвеченная толпа галдящих детишек вывалилась наружу. Одних учителя направляли к поджидающим автобусам, другие, размахивая броскими поделками (смотрите, что я смастерил(а) сегодня в школе!), бежали к родительским машинам, дожидавшимся их с открытыми дверцами и урчащими моторами. Оставшихся веселая пастушка мисс Милликен повела через парковую лужайку к скамейке под деревом. Амелия увидела отца, и от него не укрылось, как менялось выражение на любимом личике: от первоначального радостного удивления до притворного безразличия.
Его дорогое дитя выказывало холодность: это была своего рода примитивная демонстрация обычного детского нежелания признавать родителей, находясь среди сверстников. Паз переживал болезненное, но неизбежное для каждого отца низведение с положения полубога.
Мисс Милликен рассадила детей рядами, уселась на скамейку и раскрыла «Чарли и Шоколадную фабрику». Паз, сохранивший некоторые навыки детектива, отметил, что его дочь пристроилась с самого краешка полукруга сидящих малышей и вскоре после того, как все увлеклись рассказом о шоколаде, ускользнула в тень свисающих ветвей. Он последовал за ней к стволу дерева.
— Там его больше нет, — сказал Паз девочке.
— Откуда ты знаешь?
— Да уж знаю. Некоторое время назад приходил Тито. Твой друг скрылся, и я не думаю, что он вернется.
— А почему… Я хочу сказать, при чем тут Тито?
— Да при том… Мойе… Понимаешь, полиция считает, что Мойе мог совершить… То есть он может знать что-то о некоторых преступлениях, и полицейские очень хотят с ним поговорить. А ты не знаешь, где еще он может болтаться?
— Нет. А что за преступления?
— Страшные преступления. Послушай, нам нужно с тобой об этом поговорить. Что скажешь насчет того, чтобы зайти в El Piave и взять мороженого?
Это был недостойный прием. Бедная девочка обожала мороженое, а поскольку мама позволяла его ей только в гомеопатических дозах, словно какой-нибудь метадон, папочка всегда имел преимущество, изображая щедрого кутилу. Личико ее немедленно просияло, и они, выйдя наружу, поспешили по узким, полным цветочных ароматов улочкам Рощи, пока не добрались до Коммодор-плаза.
Ресторан El Piave, специализировавшийся на домашних итальянских желе, был переполнен, но для Паза и Амелии, как представителей почтенного сообщества рестораторов, место нашлось незамедлительно. Паз взял себе ванильной шипучки и кофейного мороженого, а девочка заказала двойную порцию вишнево-ванильного, с помадкой.
Парень за стойкой, узнав посетителей, добавил бесплатно холмик взбитых сливок, несколько вишенок в мараскино и накрыл все это бумажным зонтиком. Амелия, принцесса лакомств Майами, приняла все это снисходительно, как должное.
Паз дождался, когда сласти введут ее в счастливый ступор, и тогда сказал:
— Послушай, я знаю, ты считаешь Мойе своим приятелем, но тебе необходимо подумать: а вдруг это не так?