— В Европе.
— А точнее нельзя? В Канне? В Париже? В Одессе?
Не ответив, она продолжила:
— Он спрашивал о тебе и Поле.
— Как мило с его стороны! Надеюсь, ты заверила его, что он всегда в наших сердцах. Что он поделывает?
— Разное. Ты же знаешь папу — он не может сидеть сложа руки. Тебе непременно нужно повидаться с ним. Возьми Амалию и ребятишек.
Я рассмеялся.
— Превосходная идея, Мири. Честное слово, ничего более забавного я представить себе не могу.
Последовала обиженная пауза, потом моя сестра сказала:
— Ты не обращал внимания, что твоя жена никогда не иронизирует? Неплохо бы и тебе этому научиться, хотя бы отчасти. Так же, как способности прощать.
— Религиозные советы на ночь — это хорошо. Ты не путаешь себя с Полом?
— Ты мерзко ведешь себя, и я ухожу. Мне нужно еще выпить.
Она попыталась выдернуть свою руку из моей, но я не отпустил ее, и она снова рухнула в кресло.
— Что еще?
— Мне только что пришла в голову мысль кое о чем расспросить тебя. Вращаясь в полусвете, не встречалась ли ты с русским гангстером по имени Осип Шванов?
Задавая вопрос, я не отрывал от нее взгляда и увидел, как легкая дрожь пробежала по скульптурной поверхности ее лица. Кончиком языка она облизнула губы.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что его головорезы преследуют меня. Он думает, у меня есть то, что ему нужно. Так мне кажется. — Я в общих чертах обрисовал ей дело «Булстроуд — Шекспир», не называя имени Миранды. — Так ты знаешь его?
— Мы встречались.
— Клиент?
— В некотором роде. Он любит устраивать вечеринки. Некоторые мои девочки бывают на них.
— Можешь свести нас? В смысле, приватно.
— Не думаю, что стоит делать это, Джейк.
— Потому что он скверный парень?
— Он очень дурной. Я имею в виду, он дурной даже в глазах дурных парней.
— Как папа?
— Человеческий тип тот же, но есть два существенных отличия: папа никогда не применял насилия, и Шванов — не наш отец. Зачем тебе встречаться с ним?
— Для честного обмена мнениями. Как бы то ни было, ты сделаешь это?
— Я поговорю с ним. Ты уверен, что он захочет видеть тебя?
— Уверен. Мы оба интересуемся старыми рукописями. Не сомневаюсь, нам есть о чем поговорить. Ты тоже должна пойти. Думаю, это будет забавно. А потом мы могли бы спланировать нашу поездку в Израиль, повидать папу.
Она встала.
— Я позвоню тебе.
И я остался один, если не считать странного существа, тюкающего по клавиатуре компьютера. Я встал позади Нико и посмотрел на экран. На ровном светло-сером фоне появлялись и исчезали непостижимые голубые буквы, словно капли дождя на ветровом стекле. Нико программировал. Должен сказать, среди юристов я могу считаться специалистом по компьютерам. Большинство юристов убеждены, что кожа у них начнет гнить, стоит им дотронуться до клавиатуры, но я не таков. Полагаю, я дошел до уровня четырехлетнего Нико. Я приподнял один его наушник и спросил:
— Что ты делаешь?
Мне пришлось повторить вопрос несколько раз, прежде чем он ответил:
— Разыскиваю машины.
— А, ну да, разыскиваешь машины. Для чего ты разыскиваешь машины?
— Ни для чего. Не мешай.
Он попытался натянуть наушники, но я снял их совсем и развернул его кресло так, чтобы он оказался лицом ко мне.
— У меня к тебе важный разговор, — сказал я.
Тело у него напряглось, взгляд устремился куда-то вnверхний угол комнаты.
— Сосредоточься, Нико! Меня преследуют гангстеры. По-моему, они хотя причинить вред тебе, Имоджен и мамочке. Мне нужна твоя помощь.
До него, казалось, что-то дошло.
— Это понарошку, да? — произнес он скучающим тоном.
— Нет, не понарошку. По-настоящему.
— Почему они преследуют тебя?
— Потому что у меня есть бумаги, которые они хотят заполучить. Клиент отдал их мне, а они его убили. Перед этим его пытали и вырвали у него мое имя.
Да, услышать такое — шок для ребенка, но до Нико трудно достучаться. И он не кажется особо чувствительным. Если бы кто-нибудь пытал меня, он, возможно, наблюдал бы за этим как зачарованный.
— Зачем им нужны бумаги?
— Точно не знаю. Мне кажется, они думают, будто эти бумаги могут вывести их на сокровище.
Он задумался, и я почти видел, как в его мозгу, словно в отлично выверенных часах, вращаются странные колесики.
— А это правда?
— Они думают, что да.
— Мы должны найти сокровище, — сказал он. — Тогда они оставят нас в покое.
Это один из немногих случаев, когда Нико объединил себя и меня в местоимении «мы».
— Очень хорошая идея, — сказал я. — Но сейчас я хочу, чтобы ты сделал две вещи. Во-первых, чтобы ты был внимателен на улице и немедленно позвонил мне, если заметишь что-то подозрительное. Эти люди русские, они разъезжают на черном внедорожнике. Позвони мне, если увидишь их, ладно? Во-вторых, я хочу, чтобы ты поискал в Интернете что-нибудь о человеке по имени Ричард Брейсгедл. Он умер в одна тысяча шестьсот сорок втором году в Англии.
Я записал эти данные на листке бумаги от его принтера.
— Кто он?
— Тот, кто зарыл сокровище. Разузнай все о нем, о его потомках и о том, жив ли кто-нибудь из них сейчас. Сумеешь?
— Да, — ответил Нико.
Не знаю точно, почему я поручил ему это. Насколько мне известно, Нико — специалист по поиску данных, он не раз получал награды, и университетские профессора переписываются с ним, понятия не имея, что ему всего одиннадцать. Несомненно, я мог бы нанять для такого дела коммерческую фирму, да и в офисе у нас есть люди, которые в этом собаку съели. Возможно, причина тому — чувство одиночества. Теперь же у папы с сыном появилось общее дело, вроде совместной прогулки в сосновом лесу. Придумал на ходу, так часто поступают донжуаны. Это было легко. Теперь же мне предстояло кое-что потруднее — спуститься вниз и рассказать обо всем его матери.
Письмо Брейсгедла (9)
Этот человек говорит, что его зовут Джеймс Пиготт и он служит лорду Данбертону, это знатный человек в совете его королевского величества. И он спрашивает меня, чист ли я в вере. У него лицо бледное, глаза холодные, и я вспоминаю по дням своей юности, что так выглядели все лицемерные пуритане. Поэтому я говорю, да, сэр, поистине я чист, и налегаю на мясо, пирог и эль. Когда я поел, он расспрашивает меня обо всем насчет религии: о греховности человека, о предопределении, о бессмысленности любой работы, об откровениях Священного Писания, о спасении только через веру. Мои ответы вроде как удовлетворили его, и он сказал, мистер Гастингс хорошо отзывался о тебе, а я ответил, что мистер Гастингс добрый человек и об истинной религии я много узнал после разговоров с ним. Тогда он внезапно говорит, я слышал, что твоя мать была папистка и дочь предателя-паписта. Что скажешь на это? Я очень удивился и рассердился, но скрепил себя и сказал, что, может, одно время она и была, но раскаялась в своей ошибке, а потом всю жизнь была верной протестанткой. Он спросил, была ли она происхождением Арден из Уорвикшира, и я ответил: да. И он сказал, что это спасает тебя от виселицы, парень, потому что моему лорду Данбертону нужен кто-то вроде тебя, чистый верой, но имеющий папистские связи, в особенности те, которые были у семьи твоей матери. И тут он спросил, ты когда-нибудь видел, как разыгрывают пьесу?