Глядя, как к тротуару подкатывает такси, Сэм вышел из-под навеса и приготовился открыть дверцу, но тут ее стекло опустилось и в проеме показался расфранченный Джером Ньютон.
– Колорадо, говоришь? – спросил он с ухмылкой.
Сэм раскрыл рот – якобы поразился.
– Неужто не нашли?
– Нет, и не старайся меня одурачить.
– Как же так?
– Хватит, наслушался. Кстати, деньги придется отдать.
– Хоть сейчас.– Сэм пожал плечами, залез в бумажник и вытащил злополучные пять сотен.
– Как тебя зовут, между прочим?
– Хикок. Уолтер Хикок.
– Да? – Ньютон скривил губы.– Что ж, Хикок, вряд ли мы встретимся на выставке. Я-то там буду, как и большая часть тех, кому ты служишь. Счастливо оставаться.– Ньютон поднял стекло, и машина тронулась.
Сэм проводил ее взглядом, не на шутку встревожившись. Ньютон не только не выдохся, а еще и дразнил его! Придется теперь выяснять, почему неудача журналиста не расстроила.
– Нет, сэр, простите, это мы,– прошептала Мэгги в трубку диспетчеру охранной службы.
Она снова ненароком включила сигнализацию, открыв кухонную дверь.
Жизнь в Лэндинге за неделю круто переменилась, они никак не могли к этому привыкнуть. Сигнализация срабатывала чуть ли не каждый день, а из дома только недавно выветрился запах горелой проводки.
После того как рабочие унесли паяльники, в комнатах было не продохнуть, а когда пришла вторая группа – обрабатывать окна, воздух стал таким едким от химикалий, что у Мэгги заслезились глаза, а Франческа начала чихать и ворчать, что вот-вот задохнется.
Сэм убеждал, что дело того стоит. Мол, только так они будут защищены от вторжения. Знал бы он, что после его ухода Феликс открыл настежь все окна и двери и не закрывал их три дня, пока дым не выветрился!
– Это ты, Мэгги? – спросил Сэм из коридора, опуская пистолет.
Он приехал сюда накануне – установить еще кое-что для наружного наблюдения.
– Прости, что напугала.
– Пустяки, все равно пора за работу.– Он убрал пистолет, хотя смотрел на нее по-прежнему мрачно.– Впрочем, еще рановато. Прогуляемся к водопаду, а?
– Там едва рассвело, Сэм. Хочешь меня заморозить?
– Солнце скоро выглянет.
Мэгги не хотелось идти, но еще меньше хотелось торчать взаперти. К тому же Сэма не мешало бы разговорить: он был явно чем-то встревожен. Подозрительнее всего Мэгги казались его слова об опасности, исходящей от Пятой авеню.
– Ладно, идем.
Сэм прихватил пару пледов, и они не спеша пошли на холм за садовой оградой, выбивая из-под заиндевелых листьев желуди. Вот впереди прошмыгнули две белки в зимнем меху. То тут, то там на пути попадались темные пятна хвойников, но в основном лес стоял прозрачный, словно лабиринт из бурых стволов, в свете зари делавшихся отчетливее с каждой минутой.
Вскоре донесся шум водопада. Сэм отыскал место, чтобы разостлать принесенные одеяла, и Мэгги села на одно из них, прислонившись спиной к дереву.
Теперь за главного был Сэм. Только в смотровой и в лаборатории Феликсу удавалось перехватить командование. В окна было не заглянуть, а проникни кто в комнаты – непременно сработала бы сигнализация.
Мэгги не знала, что было тому виной: ежедневные инъекции гормонов или прикосновения Сэма, но страсть той первой ночи продолжала ее будоражить. В ней проснулись желания, о которых она забыла, отодвинула на второй план. Вот и сейчас она старалась не замечать, как уютно обвивает шарф его шею, а под кожей куртки ходят бугры бицепсов.
Каждое утро Феликс проверял созревание ее яйцеклеток, хотя Мэгги могла сказать об этом и без тестов: большей готовности она еще не испытывала.
Словно прочтя ее мысли, Сэм обернулся. Ему в спину светило солнце, и Мэгги не видела его лица в тот момент, когда он спросил:
– Ну, как ты, девочка? Не замерзла?
В стылом воздухе каждый выдох превращался в струйку пара.
– Нет.
– Давай-ка я тебя согрею.
Он взял ее за руки, стянул перчатки и приложил ладонями к своим щекам, растирая запястья.
И Мэгги, несмотря на утренний холод, как будто пронзила молния. От гормонов ее груди сделались полнее и чувствительнее, а теперь и вовсе уперлись сосками в ткань куртки.
– Сэм, перестань!
Он попытался обнять ее за плечи.
– Хватит, Сэм Даффи. Мы сюда не сидеть пришли, а гулять.– Она вскочила и двинулась вдоль обрыва, а Сэм со смехом сгреб одеяла и потопал вдогонку.
– За тобой не угонишься,– сказал он, поравнявшись с ней.
– Еще бы.
Мэгги вдруг остановилась и взглянула на него в упор.
– Зачем тебе пистолет?
– Угадай.
– Никто ведь не знает, что мы здесь. Может, потом и пронюхают, но не сейчас. Так зачем ты его взял? Что тебя беспокоит?
– Ты,– улыбнулся он.
Мэгги вовремя увернулась. Поцелуй сорвался.
Они брели вдоль береговой кручи, глядя, как встает солнце, как перемигиваются огни за рекой, и слушали водопад. Сэм насвистывал какую-то ирландскую песенку – красивая мелодия, хотя Мэгги и не вспомнила ее названия. Она проводила Сэма до Скунсовой Пади, а там он с вершины холма показал ей, где мог стоять фундамент старой кладбищенской церкви. Мэгги представила, как местный черный проповедник, Дядюшка Билли Томпсон, обращался много лет назад к своей пестрой пастве. Какие слова он нашел бы для белого типа в шарфе и куртке, который повсюду таскает пистолет и то и дело норовит ее поцеловать?
Рано утром, когда Сэм еще не приехал, Мэгги стояла в гостиной, рассеянно глядя сквозь стеклянную стену. Ее организм вступил в нужную фазу. Если сегодняшние тесты дадут хороший результат, уже вечером Феликс назначит ей инъекцию, от которой яйцеклетки созреют окончательно. Мэгги до того разволновалась, что смогла заснуть только в четыре утра. За стеклянной стеной в лесу бродил Феликс, набросив белый халат поверх пижамы. Похоже, он тоже перенервничал, а может, не мог заснуть из-за вчерашнего звонка Аделины. Франческа проговорила с ней почти час, объясняя, как обстоят дела. Когда Феликс услышал, что Аделина звонила из дома кузины Летиции, то отказался отвечать и только попросил передать свое « люблю ». Мэгги возмутила его выходка. Разве это любовь? Решил поквитаться с Аделиной за то, что не осталась помочь?
Никаких других событий, достойных размышления, с Мэгги не происходило. Несколько раз она замечала, как Франческа останавливает взгляд на Сэме, и подумала, что он наверняка мог это заметить и принять к сведению. Мэгги чувствовала себя собакой на сене: ответить на его ухаживания она не могла, а чужое женское внимание к нему причиняло ей боль.