Оба помолчали, потом служащий снова поднес к глазам декларацию Феликса.
– Доктор Росси, вы останавливались в Париже?
– Только для пересадки на этот рейс.
– Какую из сумок вы брали в салон?
Феликс медленно указал на дипломат.
– Только эту.
– Нет ли в ней чего-нибудь сверх того, что вы изначально брали с собой?
Феликс замешкался, чувствуя, что не способен произнести заведомую ложь.
– Есть – одна вещица, необходимая мне для работы.
– Покажите,– сказал таможенник.
Феликс открыл кейс, расстегнул жесткий отсек с чашкой Петри и, цепенея, указал на нее.
– Вот она.
Служащий протянул руку и вытащил стеклянный диск.
– Это что, чашка Петри? – Он поднес ее к свету и стал разглядывать.
Феликс беззвучно молился, как вдруг его отвлек женский окрик «Нахал!» и звонкий шлепок. Стоявший в соседнем ряду таможенник уронил выуженный из саквояжа бюстгальтер и схватился за скулу – судя по всему, обладательница клади влепила ему пощечину. Потом он, красный как рак, замахал полицейским – мол, все в порядке, помощи не надо.
Таможенник рядом с Феликсом усмехнулся и положил чашку Петри в дипломат.
– Больше ничего нового не везете?
– Нет, не везу.
Таможенник поставил в декларации печать и вернул Феликсу паспорт, бросив последний зачарованный взгляд на стеклянный диск, словно проникаясь святостью лежащих в нем нитей.
– Следующий! – крикнул он, подняв голову.
Феликс возблагодарил судьбу и закрыл кейс, выбрасывая из головы все свои планы в отношении похищенного. Он не просто не воспользуется нитями, а позвонит отцу Бартоло, признается в краже и вернет их в церковь, где им и место. Доктор уже обернулся попрощаться с Джеромом Ньютоном, как вдруг спохватился, что тот наверняка видел чашку Петри. Однако журналист даже не взглянул на него. Он с занятым видом что-то строчил в маленьком блокноте, который потом сунул в нагрудный карман.
Сэм Даффи скинул теплое пальто и вышел наружу – подставить лицо необычайно теплому для января ветерку, задувающему вдоль Пятой авеню. Дежурить на улице ему больше всего нравилось ранним утром, особенно в такую погоду. Из многомиллионных квартир и домов на Пятой и в ее окрестностях высыпали жильцы в свитерах и беговых туфлях, переходя улицу с собаками на поводках и вливаясь в толпу брокеров, оборванцев и посыльных, доставляющих бриллианты от Картье. Скоро все они будут дышать одним воздухом, любоваться деревьями, прудиками и травой посреди ценнейшего достояния Нью-Йорка – Центрального парка.
Сэм любил его даже тогда, когда непогода гнала людей по домам. Он стоял у порога, невзирая на ливень, метель или туман, как в годы юности стоял на вахте, наслаждаясь разгулом стихий и думая, что душой навсегда останется с ветром и морем.
По окончании колледжа он пошел в торговый флот с мечтой изведать настоящую жизнь палубного моряка прежде, чем она канет в небытие с распространением контейнеровозов-автоматов (как потом и случилось). Всячески совершенствуясь в моряцком ремесле, Сэм вместе с тем дорожил каждой ходкой на берег, где мог часами бродить по городу – изучать достопримечательности, читать местные газеты, слушать сплетни, посещать суды, заводить знакомства с полицейскими, мало-помалу проникая в премудрости жизни, что потом не раз сослужило ему хорошую службу.
Он понимал и богатых, и бедных, и могущественных, и слабых; мог вращаться в обоих мирах. Его отец тоже был швейцаром, да и сам он не потерял любви к простым людям и честному труду.
На Пятой авеню в свете утренней зари ему и жизнь казалась легче, и люди – чище, включая его самого.
Телефон в кармане у Сэма завибрировал.
Звонил один из пятерки водителей небольшого парка лимузинов, которым пользовались все жильцы за единственным исключением. Большего им и не требовалось: учитывая обилие загородных усадеб, треть населения дома неизменно отсутствовала, проводя время в лондонских особняках, на аргентинских ранчо, тосканских виллах, в швейцарских шале или на яхтах, пришвартованных в районе Большого Барьерного рифа.
– Сэм, я в пяти минутах от тебя. Везу доктора Росси, так что встречай.
– Понял,– ответил Сэм.
Он вышел к бордюру и, когда лимузин доктора остановился напротив, открыл дверцу. Из салона вышел высокий, изысканно одетый человек сорока с небольшим лет, подтянутый и широкоплечий. Его черные, до плеч, волосы были всегда ухоженными – несомненно, чтобы избежать полного сходства с лордом Байроном, которое и без того бросалось в глаза.
– Здравствуй, Сэм. Что ни говори, а дома лучше!
– Да и мы рады снова вас видеть.
Сэм заметил, как женщина из проезжавшего мимо такси проводила доктора восхищенным взглядом. Феликс Росси принадлежал к типу подростковых кумиров. Он и его сестра, стоило им захотеть, могли с легкостью возглавить список завидных женихов и невест Нью-Йорка. Однако они почти не появлялись в обществе, хотя приглашали их часто. Доктор вел жизнь затворника – бывшего церковного служки, которому надлежало стать священником; его сестра с подругой тоже держались особняком.
– Есть кто наверху?
Сэм предложил было донести дипломат, но Росси уже сунул его под мышку и направился к дверям.
– Нет, сэр. Ваша сестра выехала, а Мэгги, если не ошибаюсь, появится чуть позже.
– В четверг – вряд ли. Я слишком рано нагрянул.
Сэм слышал, как Франческа разговаривала с Аделиной в фойе, и выяснил все о новом графике Мэгги и даже о шляпной дуэли с Шарминой.
– Лично я предоставил бы объяснения дамам.
Сэм придержал для доктора дверь, пока тот входил. Потом водитель отогнал лимузин в гараж, и спокойствие Сэмова утра было восстановлено. Он вновь занял место у парадных дверей, только солнце светило уже вовсю, большая часть ранних посетителей парка вернулись с пробежки, а Пятую авеню заполонили машины.
Сэм бросил взгляд поверх гудящей клаксонами улицы, за которой росла одна из старых парковых ив – плакучая, все еще пестрая от прошлогодней листвы. В ее поникших, словно истлевшие снасти, ветвях гулял ветер.
Когда из потока выбилось желтое городское такси и припарковалось напротив, Сэм прошел по ковровой дорожке к бордюру и открыл дверь неведомому пассажиру, гадая, кого к ним занесло. Из такси со словами: «Доброе утро, не здесь ли живет доктор Росси? » – выбрался рыжеволосый длиннолицый незнакомец.
– С кем имею честь?..
– Джером Ньютон. Я хотел бы повидать доктора Росси. Сэм улыбнулся.
– Вам назначено, сэр?