Звезда антропологии была представлена нам убогим старым духом, пережитком средневековья, по имени то ли Мэтсон, то ли Уотсон. Эта призрачная особа сообщила нам, что Вьершо — важная персона, украшение Музея человека в Париже, член Французской академии, почетный член Американской академии наук, автор книги «Ученик чародея», двадцать девять недель продержавшейся в списке бестселлеров «Таймса», и так далее, перечень публикаций, перечень издательств, последователь Леви-Строса, который был его учителем, пробегает стометровку за десять и одну десятую секунды, а пенис у него, как длинный французский батон; последние два пункта добавила, разумеется, О'Нил, а наша теплая компашка устроила собственный небольшой спектакль, когда леди-призрак закончила свой дифирамб, а Вьершо появился на сцене.
Ну, так вот. Боюсь, все мы поразевали рты. Он и вправду был великолепен до полной невозможности. Во-первых, волосы — огромная густая грива цвета солнечного заката, на висках продернутая серебром седины. Далее, как и следовало ожидать, большой широкий лоб, глубоко посаженные, синие, как море, глаза за круглыми стеклами очков в металлической оправе, большой нос, а подбородок, словно ледорез. И губы, как говорится, цвета красного вина. На нем была черная шелковая водолазка, твидовый пиджак и отлично сшитые темные итальянские слаксы, — кстати сказать, так он одевался почти всегда.
Аплодисменты смолкли. Он подождал, улыбнулся, подвигал бровями, чтобы показать, что не принимает себя слишком уж всерьез, поблагодарил Уотсон или Мэтсон, напомнил ей, что она не упомянула о его членстве во Французском велосипедном клубе. В зале захихикали. «Наш вид, — начал он, — насчитывает примерно сто тысяч лет». Полагаю, я слышала эту его речь по меньшей мере пятьдесят раз и читала ее тоже. Она представляла собой выжимки из статьи, опубликованной в журнале «Нейчур» в 1986 году. «Я должен снова произносить эту речь, Жанна-Клэр», — говорил он, радуясь очередному приглашению. Он всегда добавлял в нее новые сведения, поскольку исследования продолжались, но главная линия — работа всей его жизни — неизменно сохранялась.
И потому я с легкостью могу воспроизвести ее основные пункты у себя в голове, покачиваясь в гамаке при лунном свете.
Сто тысяч лет назад люди, обладающие тем же типом мозга, что и мы с вами, и говорящие на языках не менее сложных, жили, работали, любили и умирали. Однако письменная, зафиксированная в памятниках история человечества появилась где-то между восемью и шестью тысячами лет назад. Ее появление связано с развитием агрикультур в некоторых регионах Старого Света. До того — великое молчание, девяносто тысяч лет молчания. И вот я гадаю, что делали эти люди со своими отличными мозгами все эти бесконечные дни и ночи? Не работали же они все время. Охотники и собиратели в районах с благоприятным климатом не работают очень тяжело. Их орудия изготовлены просто, так же просто устроены их жилища. Большинство охотничьих племен работает в неделю меньше часов, чем современные французы, и намного меньше часов, чем американцы. Так чем же они занимаются? На мой взгляд, одна из главных задач антропологической науки заключается в том, чтобы проникнуть в это великое молчание, используя в качестве информантов то ничтожно малое число народов, которые все еще ведут традиционный, древний образ жизни.
И вот я спрашиваю вас, чем занимались бы вы с вашими замечательными мозгами все эти столетия? Ни книг, ни письменности, очень немного вещей, изготавливаемых вашими руками, незначительное влияние окружения, ни телевидения, ни радио, ни газет, поговорить можно только с сотней или чуть большим количеством людей, в среде которых вы живете. Я полагаю, вы стали бы играть со своим окружением и сошлись бы с ним очень близко. Вы изобрели бы искусство как символ таких отношений. Ваша близость с окружением стала бы настолько глубокой, что мы, дети промышленной цивилизации, даже вообразить себе это не в состоянии. Близость, вероятно, более глубокая, чем у нас с нашими любимыми и с нашими детьми и даже с нашими собственными, отчуждаемыми от души телами. Они оставались бы участниками своего живого окружения в той же мере, как и тогда, когда сами были живыми, а мы с вами являемся всего лишь наблюдателями того окружения, которое уже мертво. И еще одно, с чем мы вели бы игру, стало бы наиболее интересной вещью в нашем окружении — это человеческий разум, наш собственный мозг и мозг других людей. И в этом отношении очень медленно, из века в век, помните об этом, технология развивается. Эта технология основана не на манипуляции предметами объективного мира, а на манипуляции миром субъективным. Далее, вы, быть может, знакомы с утверждением ученого и писателя-фантаста Артура Кларка о том, что всякая достаточно продвинутая технология выглядит как магия. Так оно и есть. А я утверждаю, что в традиционных культурах существует достаточно продвинутая технология, о которой мы очень мало знаем, но тем не менее всячески ее порочим. И за неимением лучшего определения называем ее магией.
На этом месте он всегда делал паузу, чтобы аудитория могла осознать сказанное им. Ученые начинали нервно переглядываться, а представители Новой эпохи сияли и пересмеивались. Да, магией, повторял он, а само это слово прочно ассоциируется с шарлатанством, обманом и не воспринимается всерьез. Магами древние греки пренебрежительно называли бродячих персидских кудесников. В наше время на Западе с этим словом связано представление о театральных трюках и фокусах, таких, например, как вот этот.
Тут он доставал из кармана яйцо.
Вы все видели этот предмет сотни раз, верно? Я заставлю его исчезнуть, вот так. Теперь достаю его из пустой руки, так. А теперь изо рта. Я перебрасываю яйцо из одной руки в другую, но по пути оно исчезло.
Вы же все видели, как оно летело, однако его нет там, где вы ожидали его обнаружить. А, оно все еще в той руке, из которой я его бросал. Но нет. В этой руке пусто. Стоп, вот оно — в ухе. Это фокус, ловкость рук. Вам нравится, я вижу. Наконец я бросаю яйцо на пол, и — абракадабра! Оно превращается в голубя, который взлетает к потолку. Не волнуйтесь, это домашний голубь, он не капнет вам на голову.
Разинутые рты. Крики. Бурные аплодисменты.
Глаза его чудесно лучатся за стеклами очков. Итак, давайте разоблачим то, что мы сейчас видели. Я француз, мне и разоблачать. Во-первых, все мы привносим в этот феномен некоторую культурную нагрузку. Мы не наблюдали за этим объективно, такого не бывает. И культурная нагрузка подсказывает нам, что здесь нет никакого волшебства. То, что вы увидели, всего лишь ловкость рук. Вы не можете сказать, каким образом я все это проделывал, не можете объяснить увиденное, но вы убеждены, что яйцо не исчезало, а голубь не появился из яйца. Давайте проголосуем, ведь мы в Америке: кто считает, что я обладаю подлинной магической силой?
Наша девичья команда подняла руки, неистово размахивая ими; поднялось и еще несколько рук в зале. Раздался общий смех, к которому Марсель присоединился.
Я мог бы создать собственный культ, заметил он под новый взрыв смеха. Но большинство из вас к нему не присоединится, потому что вы материалисты-эмпирики. Такова ваша культура. Разумеется, есть люди, которые верят в магию, как есть и люди, приверженные религии, но я говорю не о том. Я снова напоминаю о технологии. Она срабатывает независимо от того, верите вы в нее или нет, точно так же, как выстрел из пистолета убьет вас независимо от того, верите ли вы в существование пистолетов. Все, что я здесь проделал с яйцом и голубем, есть лишь демонстрация одного из элементов технологии, позволяющей одному человеку брать под контроль сознание другого человека или группы людей. Я создал иллюзию, не так ли? Легко опровергаемую силой науки. Но меня не занимает механика, меня интересует психическая реальность, отвлечение внимания как таковое. Среди народов традиционных культур, у которых хорошо развита шаманская технология, манипулирование сознанием доведено до очень высокой степени. У нас имеются многочисленные доказательства того, что шаманы и колдуны могут проникать в сознание спящего человека и управлять его снами. Колдуны могут вызывать у субъектов их воздействия психическое состояние полусна-полубодрствования, во время которого человек тешится ложными иллюзиями, принимаемыми за безусловную реальность, это так называемый наведенный психоз. Те же колдуны с определенным искусством играют на взаимодействии между сознанием и телом, в чем научная медицина совершенно не компетентна. Предположим, мы говорим об эффективности плацебо [33] при одновременном приеме настоящих лекарств. Мы заинтересованы в воздействии последних и потому используем метод двойного слепого лечения: делим больных на две группы, одни получают плацебо, другие — настоящие лекарства, и никто не знает, что является действующим препаратом, а что — просто сахарными пилюлями. О больных, избавившихся от рака или другого заболевания при помощи сахарных таблеток, мы можем не беспокоиться. Они не представляют интереса. Но если человек страдает от болезни или просто от боли, а мы не можем выявить органику, материальную причину страданий, мы от него отказываемся. И говорим, что это всего лишь психосоматическое заболевание или умственное расстройство.