— Ты начитался Баки Фуллера, -невозмутимо ответил Хагбард. — Или Кожибского?
— Какая разница, кого я начитался, — напрямик ответил Джо. -Меня не покидает мысль, что я видел реальную Атлантиду не больше, чем я когда-нибудь видел реальную Мэрилин Монро. Я смотрел кинохронику, которая, с твоих слов, была записью с камер, установленных снаружи твоей подводной лодки. И я видел кинокадры того, что, как заверял меня Голливуд, было реальной женщиной, хотя она больше походила на рисунок Петти или Варгаса. В случае с Мэрилин Монро вполне резонно доверять тому, что мне говорят, поскольку яне верю, что уже создан такой совершенный робот. Но Атлантида...Я знаю о спецэффектах и комбинированных съемках, когда на столе сооружаются макеты городов, по которым бродят динозавры. Наверняка твои камеры наведены на такие макеты.
— Ты подозреваешь меня в мошенничестве? — спросил Хагбард, подняв брови.
— Мошенничество — твоя стихия, — прямо сказал Джо. — Ты Бетховен, Рокфеллер, Микеланджело, Шекспир фокусов и цыганского надувательства. Обман для тебя то же самое, что для Картера — таблетки от печени. Ты обитаешь в мире монет без решки, шляп с кроликами, потайных зеркал и люков. Ты думаешь, я подозреваю тебя? С момента встречи с тобой я подозреваю всех.
— Рад это слышать, — усмехнулся Хагбард. — Ты стремительно приближаешься к паранойе. Возьми эту карточку и держи ее в бумажнике. Когда начнешь понимать ее смысл, можешь готовиться к очередному повышению. Только помни: не истинно то, что не заставляет тебя смеяться. Это первый и единственный надежный тест для всех идей, с которыми ты в своей жизни столкнешься. И он дал Джо в руку карточку с надписью:
ДРУГА НЕТ НИГДЕ
Между прочим, Берроуз, хотя именно он открыл принцип синхронистичности числа 23, не догадывается о его корреляции с 17. Это особенно интересно в связи с тем, что дату вторжения на землю банды с Новой Звезды (в «Nova Express») он «назначил» на 17 сентября 1899 года. Когда я спросил его, откуда он взял такую дату, он ответил, что ниоткуда, просто пришла в голову.
Проклятие! Меня только что прервала очередная мать, собирающая средства в фонд «Матерей против грыжи». Я дал ей только десять центов.
И во всем этом участвует W, двадцать третья буква английского алфавита. Смотри: Вейсгаупт, Вашингтон, Вильям С. Берроуз, Чарли Уоркман, Менди Вейсс, Лен Вэйнгласс в судебном процессе по Делу о заговоре, и другие, чьи имена сразу же приходят в голову. Еще интереснее, что первый физик, применивший концепцию синхронистичности в физике после опубликования Юнгом этой теории, был Вольфганг Паули.
А вот еще одна буквенно-численная метаморфоза, которая наводит на размышления: Адам Вейсгаупт (A. W.) — в инициалах мы видим сочетание первой и двадцать третьей букв алфавита (1-23), а Джордж Вашингтон (G. W.) — сочетание седьмой и двадцать третьей букв алфавита (7-23). Заметил скрытое здесь число 17? Впрочем, возможно, это игра воображения, даже разыгравшаяся фантазия...
Послышался щелчок. Джордж обернулся. За время, проведенное в капитанской рубке с Хагбардом, он ни разу не оглянулся на дверь, через которую вошел. Он с удивлением увидел, что она напоминала отверстие в прозрачном воздухе — или прозрачной воде. По обе стороны дверного проема виднелись сине-зеленая вода и темный горизонт, который в действительности был океанским дном. Затем в центре двери на фоне золотого света вырисовалась прекрасная женская фигура.
Мэвис шагнула на балкон, закрыв за собой дверь. На ней было трико цвета зеленой травы, белые лакированные ботинки и широкий белый пояс. Ее маленькие, но красивые груди свободно покачивались под блузой. Неожиданно для себя Джордж вспомнил сцену на пляже. Это было не далее как сегодня утром, и вообще, который час? Который час где? Во Флориде, наверное, два или три часа пополудни. И значит, в Мэд-Доге час дня. И возможно, примерно около шести здесь, в Атлантике. Интересно, часовые пояса и под водой тоже меняются? Видимо, да. А если находишься на Северном полюсе, то можно обойти вокруг него, каждые несколько секунд попадая в различные часовые пояса. И каждую минуту пересекать Линию перемены дат. Хотя, напомнил он себе, это все равно не позволит путешествовать во времени. Но если бы он мог вернуться в сегодняшнее утро и переиграть сцену с сексуальным призывом Мэвис, то на этот раз он бы на него откликнулся! Сейчас он ее отчаянно желал.
Все это хорошо, но почему она сказала, что он — не такой уж говнюк, почему она восхитилась тем, что он ее не трахнул? Если бы он трахнул Мэвис только по ее просьбе, не по своему желанию, а из жалости, она сочла бы его полнейшим говнюком. Но ведь он мог ее трахнуть просто потому, что ему приятно было это сделать, независимо от того, обожала она его или презирала. Но такова была их игра, игра Мэвис и Хагбарда, в которой каждый говорил: «Я делаю, что хочу, и мне плевать, что ты об этом думаешь». Джорджа весьма заботило, что о нем думают другие, поэтому нетраханье Мэвис в тот раз было хотя бы честным поступком, даже если он начинал находить определенные достоинства в дискордианской (так он полагал) позиции сверхнезависимости. Мэвис ему улыбалась.
— Ну что, Джордж, получил боевое крещение? Джордж пожал плечами.
— Я получил его в тюрьме Мэд-Дога. И еще раньше приходилось бывать в неприятных ситуациях. — Например, однажды приставил к собственной голове револьвер и спустил курок.
Она сосала его член, он наблюдал ее маниакальное самоудовлетворение, но все равно безумно хотел в нее войти, во всю длину, до самой матки, проехав на трамвае ее яичников в чудесное царство траха, как сказал Генри Миллер. Что, черт возьми, такого особенного во влагалище Мэвис? Особенно после той сцены ритуального посвящения? Черт возьми, Стелла Марис казалась менее нервной женщиной и, безусловно, была классической любовницей. Кому нужна Мэвис после Стеллы Марис?
И вдруг его как обухом по голове ударили. А откуда он знает, что это была Стелла? Внутри золотого яблока вполне могла быть Мэвис. Или другая женщина, которую он вообще не знал. Он был почти уверен, что там была женщина, если только там не стояла коза, корова или овца. А ведь такие шутки вполне в духе Хагбарда, и не стоит это сбрасывать со счетов. Но даже если это была женщина, почему он решил, что это Стелла, Мэвис или другая красавица? А вдруг это была старая больная этрусская шлюха, которую Хагбард использовал для религиозных ритуалов? Эдакая сивилла. Черножопая ведьма. Может быть, даже дряхлая сицилийская мать Хагбарда, без зубов, в черной шали и с полным букетом венерических заболеваний. Нет, сицилийцем, кажется, был отец Хагбарда. А мать была норвежкой.
— Какого они были цвета? — неожиданно спросил он Хагбарда.
— Кто?
— Атланты.
— Ага, — понимающе кивнул Хагбард. — Их тела почти целиком покрывала шерсть, как у обычных обезьян. Во всяком случае, такими были жители Верхней Атлантиды. Мутация произошла где-то в эпоху Злого Глаза — катастрофы, которая уничтожила Верхнюю Атлантиду. Позже тела атлантов, как и современных людей, были уже без шерсти. Хотя их древние предки были довольно мохнатыми. — Джордж не мог отвести взгляд от руки Хагбарда, которая покоилась на перилах. Она была покрыта густыми черными волосами.