– Грудь? – ахнула Настя. – Висит?
Об этом она как-то не подумала. Бюст у нее был очень даже ничего, но о том, что с возрастом и он подвержен усушке и утруске, она как-то забыла, сосредоточившись на целлюлите и животе.
– Я не то хотел сказать! – взвыл Толик, аж вспотев от напряжения мысли. – Я к тому, что грудь есть, а живота никакого нет. То есть грудь выпирает, а живот – нет! И талия есть! И вообще, хрен с ним, с пивом, давай детьми займемся! Я уже, кажется, в настроение пришел, пока ты тут голая скакала.
– Скачут – блохи, – неожиданно холодно отчеканила жена, бодро начав одеваться. – Перебьешься с детьми. Иди, пиво свое допивай.
Толик никуда не пошел. Так и сидел, затаившись в углу дивана. А Настя размышляла.
Муж, конечно, врал. Неидеальность собственных форм она в очередной раз проинспектировала и убедилась: жизнь пошла под уклон, нужно торопиться, а то скоро вообще в тираж можно выйти. И как, скажите на милость, заводить любовника при таком раскладе? Да он в обморок рухнет или ускачет на одной ноге, на ходу надевая носки. Зато теперь ясно, почему с возрастом женщины начинают активнее ратовать за семейные ценности. Разумеется, только это им и остается. Выбора-то нет. Это мужчины почему-то ценятся, невзирая на кривые волосатые ноги, пузо арбузом, двойной подбородок и прочие прелести. А к женщинам требования предъявляются завышенные. Или это они сами себе придумывают завышенные критерии, а мужчинам плевать?
Жизнь все время подсовывала какие-то гнусные проблемы, которые нужно было решать, а они не решались. Это гусеницей быть просто. Жрешь, спишь, а потом – хлоп, и сразу бабочка. У дам все наоборот: не ешь, изводишь себя диетами, не спишь от голода и переживаний, а утром смотришь в зеркало – гусеница гусеницей.
Настя задумчиво посмотрела на притихшего мужа. Черт его знает, может, не рисковать, родить от него, а уж останется он или нет – не так уж важно. Или устроить себе праздник хоть раз в жизни и покутить со Славой? А там будь что будет?
– Такое чувство, что ты прикидываешь, на мясо меня пустить или на расплод, – осторожно пошутил Толик.
Если бы он знал, что попал прямиком в яблочко!
Настасья молча дооделась и щелкнула дверным замком. Настроение было отвратительным, хотелось его срочно чем-нибудь заесть, а по всему выходило, что после шести ей нужно голодать, чтобы хоть как-то приблизиться к канонам женской привлекательности.
– В последний раз поужинаю, – договорилась она со своей совестью. – Только йогурт и банан, а то на голодный желудок не уснуть.
Не успела она дойти до плиты, как в двери позвонили.
– Кого там еще черт принес? – негостеприимно пробормотала Настасья, озадаченно притормозив. Открывать двери не хотелось. Вдруг это какие-нибудь очередные богемные гопники к Елизавете? Или вообще деревенская родня жениха. Судя по незатейливой простоте и наивности будущего родственника, вполне могло нагрянуть какое-нибудь чудо с десятилитровой бутылью самогона и мешком семечек в виде гостинчиков.
– Это к нам! – гордо сообщила сестрица, продефилировав мимо в легкомысленной маечке и то ли крошечных шортах, то ли вовсе в трусах.
Это действительно пришли к ним, только не гости. Тощий вертлявый парень принес пиццу и суши.
Предположив, что деньги за доставленный на дом ужин сейчас начнут трясти с нее, Настя торопливо скрылась в ванной и закрылась, включив воду. К ее огромному удивлению, никто в двери не ломился. Устав сидеть и любоваться на струю воды, она осторожно выползла наружу. В коридоре пахло чем-то вкусным, Лизка гремела на кухне посудой.
– На какие шиши праздник? Кого грабанули? – озадаченно бросила Настя в спину весело напевавшей сестрицы. Вопрос теннисным мячиком отскочил в пустоту. Лизка начала петь еще веселее, с явной издевкой. Чтобы основательно кого-то позлить, самый верный способ – не отвечать на вопросы. Особенно на принципиальные.
На запах подтянулся Шурик и по-хозяйски уселся за стол, по обыкновению выставив в проход свои конечности. Судя по всему, тут планировался семейный ужин, на котором Настя со своим бананом и йогуртом была лишней.
Если вожак стаи дает слабину, его загрызают. Это Настасья усвоила давно, поэтому уступать не собиралась.
– Лизка! Я кого спрашиваю? Откуда деньги? – строго потребовала она отчета, но поскольку Лизавета к ней категорически не поворачивалась, Настя уставилась на горе-жениха. Шурик тут же воровато отвел глаза и начал колупать угол стола. Судя по напряжению, повисшему в воздухе, будущие молодожены упомянутые деньги не заработали, иначе не преминули бы погордиться.
– Чего ты вяжешься? – раздраженно буркнула сестрица, странно пришепетывая. – Злишься, что без тебя обошлись? Привыкла всех своими копейками попрекать! А вот взяли и обошлись без твоей помощи. Что, съела? Не твое дело, где взяли. Почку продали!
– Надеюсь, не твою, а его, – процедила Настя. – Что у тебя с дикцией?
– У меня со всем все в порядке, – высокомерно отрезала Лизавета, водрузив на стол пиццу. – Тебя не приглашаю, у нас же бюджет теперь раздельный. Спокойной ночи.
– Ну, во-первых, кухня общая, – ошарашенная подобной наглостью, выдавила Настя. – И я тоже собираюсь ужинать. А во-вторых, что у тебя на бороде?
Она, прищурившись, вгляделась в какую-то непонятную фигню, блестевшую у сестры под губой.
– Ага, нравится? – неожиданно вполне дружелюбно взвизгнула Лиза. – Хочешь, и тебе такую сделаем? Это недорого! Смотри, чего у меня еще есть!
Тут сестра победоносно вывалила язык, на котором тоже блестел шарик. После чего выпятила тощее пузо. В пупке болтался колокольчик.
– А у меня вот чего! – добил онемевшую Настасью Саша, тоже задрав футболку и повернувшись к будущей родственнице прыщавой спиной, на которой здоровенными буквами, стилизованными под готику, было вытатуировано «ЛИЗА». – А еще у меня тоже есть колокольчик, не скажу где!
Настя очумело замотала головой, выражая полную солидарность с тем, что про второй колокольчик ей не скажут. Не больно-то и хотелось.
– Это что, пирсинг? – заторможенно кивнула она в сторону сестрицыного шарика. – А говорить не мешает?
– Не мефает, – снисходительно прошепелявила Лизавета, дрыгнув животом, на котором жалобно звякнул колокольчик.
А еще через час Настина жизнь рухнула.
Сытые и от этого болтливые, сестра с женихом поведали ей о том, откуда взялись деньги.
Обычно тихий и индифферентный Толик топал ногами и пускал слюни веером. Цензурных слов в его выступлении не было почти совсем. Настя даже мимолетно почувствовала к приевшемуся супругу легкую вспышку интереса. Мол, вон он, оказывается, как может. Но мысль эта была поверхностной и почти призрачной, так как было вовсе не до Толиковых плюсов.
– Кредит, – как мантру, твердила Настасья это дикое, несопоставимое с инфантильными молодоженами слово. – Кредит! Да вы идиоты! Вы… вы…