Загадочная история Рэйчел | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но едва она набралась смелости рассказать все мужу, вмешалась судьба в виде внезапного и фатального сердечного приступа, который убил ее возлюбленного мгновенно. На следующей неделе Лили обнаружила, что беременна. Рэйчел еще раз посмотрела на письмо.


«Я всегда знала, что ты — сын Анджело. Потому я и назвала тебя Габриэлем — это единственное, чем я посмела увековечить память твоего отца. Но для полной уверенности я сделала анализ крови, когда ты был еще малышом. Результат подтвердил, что ты не можешь быть ребенком Грега Тирнана…»


Потом Лили и Грег помирились. Поверив, что ребенок, которого она носила его, Грег поклялся, что изменится, что все будет по-другому. Зная, что ей никогда не обрести того счастья, о котором она мечтала с Анджело, мать Габриэля сохранила брак и никому не выдала своей тайны, даже самому Габриэлю — до этого дня.

— Итак, когда мой отец… когда Грег сделал эти анализы…

Габриэль с трудом произнес это.

— …результаты подтвердили, что он — мой отец, но ничего не говорили о том, являешься ли ты его сыном.

— Интересно…

Он нахмурился, глядя в окно и словно пытаясь вспомнить что-то важное.

— В письме, которое он написал мне в Америку, — там, где говорилось, что он решил все сделать по правилам и выделить тебе справедливую долю наследства, — было еще кое-что.

Он потер виски, чтобы облегчить невыносимую боль и точно воспроизвести детали.


— «Рэйчел — моя дочь, Габриэль, — писал Грег, — так что я должен быть уверен, что она получит принадлежащее ей по праву. Только это имеет значение. Мы не хотим, чтобы люди совали нос в дела, которые их не касаются».


— Может, поэтому он и меня не хотел признавать? Даже если и подозревал, что ты не его сын, он растил тебя все эти годы как собственного и не хотел, чтобы кто-то копался в ваших семейных делах.

— Похоже на правду, — признал Габриэль. — И мать тоже пишет здесь, что скрывала от меня все это, потому что Грег — единственный отец, которого я знал. Я записан его сыном, я вырос как его сын, и нет никакого смысла развеивать это заблуждение.

Габриэль потер кулаком лоб, словно силясь вбить то, что он узнал, в свой онемевший мозг.

— И никто из них даже не подумал о нас, о том, что тебе и мне потребуется знать правду, что между нами может что-то возникнуть. Мать знала о моих чувствах к тебе, но всегда верила, что ты — дочь Джона Амиса.

— А сейчас… — выдохнула Рэйчел, не в силах больше сдерживать возбуждение. — Габриэль, ты не можешь не знать, что это значит для нас…

Все было совсем не так, как она себе представляла. Совсем не об этом она мечтала, когда держала это письмо в руках.

Она была уверена, что Габриэль обезумеет от восторга и радости, что его глаза засверкают, губы растянутся в сияющей улыбке и он подхватит ее на руки, и будет целовать до бесчувствия. Она ему не сестра! Они не родственники и могут любить друг друга!

Но Габриэль не сделал ничего подобного. Он остался таким же отчужденным, как был и в тот момент, когда вошел в комнату. Если что и изменилось, это лишь то, что он стал еще более чужим. Его как будто ударили стальным рельсом по голове, а не сообщили лучшую, по ее мнению, из всех новостей.

— Габриэль!

Не в силах больше терпеть, она наклонилась и на мгновение прижалась к его впалой щеке — в качестве прелюдии, она надеялась к следующим, более жарким поцелуям. Его реакция потрясла ее до глубины души.

Рванувшись прочь, словно ее губы обожгли его, он стремительно вскочил на ноги, защищаясь от нее обеими руками.

— Нет! — Это был почти утробный крик. — Нет, Рэйчел, я не могу!

— Но, Габриэль…

Рэйчел тоже вскочила, машинально вытянув руки, словно пытаясь построить мост над внезапно разверзшейся перед ней пропастью.

— Я не понимаю. Сейчас мы можем быть вместе. Ты и я…

— Я не могу!

Оттолкнув ее руки, он почти выбежал из комнаты, оставив Рэйчел в полной растерянности.

Что случилось? Неужели она все поняла неправильно? Неужели то страстное признание в любви, несколько дней назад, было ложью?

Она уже готова была побежать за ним, чтобы спросить… Но — не побежала. Опыт пережитых страданий не прошел даром. А стоит ли рисковать столь дорого доставшимся хрупким спокойствием? Не лучше ли, не безопасней ли не будить спящую собаку?

Она беспомощно оглянулась, и взгляд ее упал на страничку из письма Лили, оброненную Габриэлем при поспешном бегстве. Наклонившись, она подняла листок и пробежала его глазами, потом вернулась и медленно прочитала, впитывая каждое слово:


«Габриэль, мой дорогой, все это будет для тебя потрясением. Ты, считавший себя одним человеком, вдруг окажешься совершенно другим. Все, во что ты верил, покажется тебе ложью. Ты должен снова найти себя — своего отца — даже меня. Тебе нужно время подумать. Пожалуйста, умоляю тебя, найди это время и не делай ничего в спешке».


Все правильно. Она эгоистично торопила события. Она забыла о том шоке, который испытала сама, когда Лили рассказала ей правду, — только с третьего раза смысл ее слов начал доходить до Рэйчел.

Лишь вчера вечером она набралась смелости и высказала претензии собственной матери, которая, как и Лили, скрывала правду о происхождении своего ребенка. Лидия немного всплакнула, потом признала, что была готова на все, лишь бы сохранить любовь Грега. Она обещала ему не открывать тайну и держала слово даже после его смерти.

Так насколько сильнее должна была подействовать эта правда на Габриэля! В конце концов, она едва вынесла пять дней веры в то, что он ее брат. Он страдал этим кошмаром больше пяти лет.

Конечно, надо дать ему побыть одному, чтобы сам во всем разобрался. Но Рэйчел не знала, вынесет ли она ожидание.

Ее внезапно осенила идея, и она кинулась к себе в мансарду.

Полчаса спустя она осматривала себя перед зеркалом со смесью удовлетворения и стыдливого недоверия. Как же она изменилась за пять с половиной лет! Оставалось надеяться, что Габриэль подумает то же самое. Если она посмеет пройти через это.

Она еще раз взглянула в зеркало, и вдруг ее охватило смятение: что, если она все поняла неправильно, и Габриэль в действительности хотел вовсе не ее саму? Что, если с самого начала его манил лишь запретный плод?

Был только один способ выяснить все это. Дрожа от волнения, она распахнула дверь спальни и едва не завизжала от испуга при виде высокой темной мужской фигуры на маленькой лестничной площадке.

— Спокойно!

Габриэль уже поднимал руку, чтобы постучать в дверь, но среагировал мгновенно — его крепкие пальцы сомкнулись на ее запястье и не дали Рэйчел упасть, когда она покачнулась.

— Прошу прощения. Я не думал… — Похоже, он нервничал не меньше ее. — Я был уверен, что ты слышала, как я поднимаюсь по лестнице.