Гроспарми совершал обход с регулярностью часового механизма. Он настороженно смотрел по сторонам. Малейшее движение, малейшее изменение в окружающем пространстве тут же привлекло бы его внимание. Его невозможно было застать врасплох. Или почти невозможно.
Проходя уже в который раз мимо развилки дорог, Гроспарми вдруг с удивлением заметил, что кусочки, отвалившиеся от статуи Девы Марии и раньше беспорядочно лежавшие на земле, теперь были собраны и прикреплены к статуе с помощью снега. Статуя Марии снова обрела свой первоначальный силуэт! Когда Гроспарми проходил здесь в предыдущий раз, все было по-прежнему. Это он помнил абсолютно точно.
Гроспарми на всякий случай поднял свое оружие: он заметил, что на земле, кроме его следов, виднелись еще чьи-то следы. Здесь прошел какой-то человек, явно направлявшийся в город.
Точильщик что-то буркнул себе под нос и, не отрывая глаз от таинственных следов, ускорил шаг, чтобы нагнать этого человека. Судя по следам, шаги прошедшего здесь мужчины были очень большими. Больше, чем у него, Гроспарми. Точильщик настороженно продвигался вдоль цепочки следов, в любой момент готовый к схватке. Однако через некоторое время следы оборвались прямо посреди дороги, словно путник провалился сквозь землю.
Гроспарми поднял голову, чувствуя, как кровь пульсирует у него в висках. Затем он услышал звук рассекаемого воздуха и в тот же миг повалился на землю, взвыв, как бычок, которому пускают кровь: кто-то со страшной силой ударил его сзади по ноге.
Крик точильщика донесся до того места, где находился Клерг, на расстояние полета арбалетной стрелы от упавшего на землю Гроспарми. Ткач и его товарищи вздрогнули от неожиданности, схватили свое импровизированное оружие и выскочили из укрытия.
Метрах в двадцати от стены, среди заснеженных откосов и стволов деревьев, они увидели высокую фигуру, направляющуюся в сторону города.
Человек в черном возвращался!
Этот демон по-прежнему был одет в черный плащ с большим капюшоном, скрывавшим его лицо, и походил на мрачную ночную птицу. На этот раз он был без коня и шел, склонив голову к земле, а через плечо у него висела незатейливая котомка.
— Теперь он без коня, — пробормотал Клерг. — Наверное, этот незнакомец хочет незаметно пробраться в город под прикрытием ночи… или же его конь просто не перенес такого холода.
Все четверо охранников бросились бежать в город по другой дороге. Дома в городе зачастую строились впритык: у них были общие внешние стены, в которых имелись лазы, позволяющие пробираться из одного дома в другой, не выходя на улицу. Эти лазы закрывали лишь простенькие съемные перегородки, сделанные из глины, смешанной с соломой. Известие о возвращении убийцы распространилось с молниеносной скоростью. Буквально через несколько минут об этом знали уже все жители городка. Все замерли в напряженном ожидании…
Забаррикадировавшиеся в доме каноников монахи услышали, как кто-то постучал во входную дверь. Затем раздался встревоженный голос:
— Он возвращается! Тот человек! Он скоро будет здесь! Тот, что был здесь утром! Тот, что убил епископа! Он ударил Гроспарми…
В этот самый момент убийца вошел в город, направляясь большими шагами к дому каноников.
Группа местных жителей — из тех, что охраняли подступы к Драгуану и, узнав о возвращении Человека в черном, бросили свои посты и побежали в город, — шла вслед за незнакомцем, держась от него на почтительном расстоянии. Незнакомец не мог их видеть, но он почему-то ускорил шаг.
Тем временем в лесу товарищ Гроспарми Липрандо разыскал лежавшего на земле точильщика. Тот был жив и бормотал что-то невнятное о каком-то призраке… о призраке, за которым он шел следом от развилки дорог и… Точильщик замолчал, охваченный болью, острой и не стихающей.
Шюке, Абель и Мео по-прежнему находились в трапезной. Они стояли на коленях, порядком закоченевшие от соприкосновения с холодной поверхностью пола. Эти трое монахов попали в западню из-за собственных оборонительных мероприятий и уже не смогли бы никуда убежать отсюда. Взывая к милосердию Богоматери, они бормотали:
— Salve, Regina, mater misericordiae,
Vita, dulcedo et spes nostra, salve. [18]
Кто-то сильно ударил в дверь.
— Ad te clamantus, exsules filii Evae.
Ad te suspiramus, gementes et flentes
In hac lacrimarum valle. [19]
Снова, уже дважды, стукнули в дверь — на этот раз удары были более сильными. Монахи продолжали молиться, даже не пошевелившись.
— Eia argo, advocata nostra,
Illos tuos misericordes oculos
Ad nos converte.
Et Iesum, benedictum fructum ventris tui,
Nobis post hoc exsilium ostende. [20]
Входная дверь снова содрогнулась от удара, теперь уже невероятно мощного. Дверь словно пытались вышибить стенобитным тараном. Братья Мео и Абель хотели было укрыться в подвале, но Шюке остановил их резким жестом. Он, казалось, напряженно о чем-то думал. Затем он в одиночку дочитал начатую ими молитву:
— O clemens, o pia, o dulcis Virgo Maria!
O clemens, o pia, o dulcis Virgo Maria! [21]
Приобретя некоторую уверенность после молитвы Деве Марии, Шюке направился к входной двери, протискиваясь по узкому проходу, специально оставленному в их импровизированном укреплении по предложению брата Мео, чтобы можно было пробраться к засову. Товарищи Шюке, с ужасом глядя ему вслед, начали лихорадочно креститься: их крайне удивило безрассудство викария.
Подойдя к входной двери, Шюке открыл небольшое смотровое окошко, находившееся на высоте головы взрослого человека и защищенное металлической решеткой, и выглянул наружу. Ночь была очень темной. Снежинки лихорадочно плясали в полосе света, падающего из смотрового окошка.
— Что вам нужно?
— Войти!
Голос был высокомерным и энергичным. Однако Шюке никого не увидел. Говоривший стоял в стороне от двери.
— Я пришел издалека, — снова послышался голос. — Откройте дверь!
Викарий приблизил лицо к окошку, стараясь разглядеть, кто же с ним разговаривает. В этот момент незнакомец сделал шаг вперед и на него упал свет. Шюке сильно вздрогнул и резко отпрянул назад: он узнал Человека в черном, узнал его широкий плащ и монашескую рясу, его бросающийся в глаза высокий рост, его капюшон, скрывающий лицо…