— Каким бы ни было объяснение, — продолжал Малкольм, — сейчас этот человек пополнил ряды тех, кого мир должен страшиться более всего и тех, кто в первую голову отвечает за холокост: фанатиков.
— В отличие от большинства разведслужб, — сказал полковник Слейтон, — Моссад просто кишит ими. Но они очень старательно замалчивали имя этого человека в переговорах, где не гарантировано отсутствие прослушивания. Наверняка касательно этого есть внутренняя инструкция.
— Это понятно, — рассудил Фуше. — Отношения Израиля и Америки весьма напряжены с тех самых пор, как Израиль выступил в турецкой гражданской войне на стороне курдов. Возможно, что у них не было выбора, ведь они зависят от воды, текущей с курдских территорий, но это ничего не меняет в том, что Турция остается союзником Америки.
— Я проверил переговоры ЦРУ, — сказал Тарбелл. — Никто, думаю, не удивится, если я скажу, что они знают еще меньше нас. Они в курсе того, что у Израиля проблемы с одним из их собственных людей, но никто не понимает, в связи с чем. А когда ЦРУ блуждает в потемках, что ж… беда идет своей дорогой.
— Но это не наша дорога, — твердо сказала Лариса. — А вот об этом израильтянине и вправду стоит поволноваться. Кто он такой? А для начала — как он сумел добыть эти снимки?
— И что он собирается с ними делать? — добавил Малкольм. — Мы должны ответить на эти вопросы. Не израильтяне, не американцы, не кто-то еще. Я хочу, чтобы именно мы нашли этого человека, надежно спрятали копии его фотографий и прикончили его.
Жесткий финал этой реплики застал меня врасплох.
— Но… когда снимки будут у нас, мы можем сдать его их же людям, — сказал я.
— Нет, — возразил Малкольм с той же холодной решимостью в голосе. — Вернувшись в Израиль, он начнет болтать и распускать слухи, а это еще хуже, чем сами снимки. Ну а если он исчезнет, — или еще лучше, если до того, как он исчезнет, мы заставим его сообщить своему начальству, что снимки поддельные, — тогда все быстро забудется.
Я взглянул на окружающие меня лица. Я понимал, что в словах Малкольма есть резон, и все же надеялся, что кто-нибудь возразит ему.
Желающих, однако, не нашлось.
— Где мы начнем? — официально вопросил Фуше.
— К несчастью, — сказал Малкольм, — если бы в нью-йоркской резиденции Прайса оставалась какая-нибудь информация, то, думаю, его жена предоставила бы ее Гидеону. Значит, остается… — На его лице появилось глубокое отвращение.
— Лос-Анджелес, — кивнул Иона.
Слейтон побарабанил пальцами по столу.
— Это будет непросто — в городе беспорядки, как и во всей южной Калифорнии.
— Снова вода, — согласился Эли.
— Да, — сказал Малкольм, — но у нас нет выбора. Установите курс так, чтобы приблизиться к Лос-Анджелесу со стороны моря, полковник, — мне бы не хотелось, чтобы нам помешал кто-нибудь вроде Национальной гвардии или ополчения. Люди, которые так долго живут при нехватке воды, могут оказаться похуже любых фанатиков-националистов.
— Понял, — ответил Слейтон, вставая.
— Давайте надеяться, что это будет просто, — произнес Малкольм, пока остальные поднимались вслед за Слейтоном. Я выходил из комнаты последним и был уже у двери, когда услышал его негромкое бормотание: "Как бы то ни было, давайте еще раз понадеемся на невозможное…"
События, что привели к "водной войне", в последние пять лет охватившей весь юго-запад Америки, сегодня изучены так хорошо, что вряд ли найдется человек, не знакомый с их подробностями. Правда, это предположение находится в противоречии с тем, что чрезмерное развитие пригородов, изначально принесшее хаос и насилие в самый солнечный уголок Соединенных Штатов, продолжается и в других таких же теплых и засушливых частях мира. И, возможно, в этом случае, как и во многих других, было бы неверно принимать историческую осведомленность за нечто иное, нежели интеллектуальную суету. Как бы там ни было, эти страницы пишутся вовсе не за тем, чтобы описать зачин этих жестоких стычек. Я лишь хочу рассказать, что вышло из наших попыток отыскать в пересохшем Лос-Анджелесе связь между Джоном Прайсом и неизвестным агентом Моссада, который сначала наложил руку на снимки Сталина, а затем бежал от собственного народа.
Следуя указаниям Малкольма, мы остерегались неба южной Калифорнии, не оттого, что там нас ждала опасность, но лишь в силу полной непредсказуемости ситуации. Повсюду подразделения Национальной гвардии (а в некоторых случаях и федеральные войска) тщетно пытались навести порядок среди сражений между бандами и отрядами ополченцев, каждый из которых был свято уверен, что именно их городок или округ имеет самое законное право претендовать на когда-то общую воду. Сражения эти велись то палками и ножами, то с помощью танков и переносных ракетных комплексов, захваченных в стычках с федеральными или местными войсками. И хоть было крайне сомнительно, что наш корабль поразит один из этих снарядов (особенно сейчас, когда мы могли путешествовать под прикрытием голографического щита), лучше было последовать голосу разума и приблизиться с моря. Поэтому мы на полчаса или около того взмыли в стратосферу и дождались темноты, прежде чем спуститься до крейсерской высоты полета над Тихим океаном неподалеку от острова Каталина.
Во время этого спуска мы получили серию снимков со спутника, из которых узнали, что, хотя на улицах Лос-Анджелеса все еще много сил калифорнийской Национальной Гвардии, в самом городе к югу от гор Санта-Моники царит относительное спокойствие. Севернее этой линии, однако, наша разведка с воздуха обнаружила скопление "горячих зон", показывающее, что жители долины Сан-Фернандо (которые первыми испытали на себе нехватку воды) бунтуют и выступают против властей с присущей им безумной решимостью. К счастью, наш путь лежал в фешенебельную западную часть Лос-Анджелеса, начисто лишенный стиля и вкуса город в городе — Беверли-Хиллз, где находился столь же ужасающе безвкусный дом Джона Прайса.
Голографический проектор помог нам замаскировать корабль под окружающую среду. Так проникли мы в этот маленький богатый городок. Разведгруппа в составе полковника, Ларисы, Тарбелла и меня самого направилась в общественный парк. Оттуда мы прошли по обсаженным пальмами улицам и довольно легко проникли в дом Прайса, который, как участник расследования убийства, все еще оставался в распоряжении полиции. Несколько часов поиска принесли нам всего одну зацепку, которая казалась по меньшей мере обнадеживающей. Тарбелл, копаясь в безобидных на вид документах, сумел найти записку от некоего Ари Мачена, известного кинопродюсера израильского происхождения. По сообщению полковника Слейтона, у Мачена были связи в различных департаментах правительства Израиля и, в частности, в Моссаде. Мы забрали с собой записку с дразнящими упоминаниями о "русском деле" и покинули здание, весьма старательно избегая столкновений с вооруженными до зубов полицейскими, что патрулировали район с псами, натренированными на вынюхивание запасов воды. Расхищение и незаконное хранение воды процветали везде, даже в Беверли-Хиллз.