Индейцы спросили, почему он решил поселиться так далеко от фортов и городов Каролины, на что тот ответил:
— Мой дом сожгли испанцы. Все мои соотечественники либо погибли, либо бежали. Сейчас я хочу жить в спокойствии, кормить свою семью собственным трудом, ничего ни у кого, кроме Бога, не прося.
Индейцы сочли его сумасшедшим.
— Охотники первым ловят животное, отбившееся от своего стада! — сказали они на это шотландцу. — То, что плохо для зверя, плохо и для человека!
И только юный сын мико понял шотландца, и с тех пор он не переставал в душе завидовать тому.
Юный индеец тоже хотел расстаться со своим племенем, выбрать себе спутницу жизни, уйти подальше от деревень, забыть обо всех дрязгах и торговле с бледнолицыми, самому удовлетворять свои потребности и жить со всеми в мире.
Несколько месяцев назад он решил, что этот остров на Саванваки будет для него, его жены и детей надежным и спокойным прибежищем. Рыба водилась в реке в изобилии, бухточка позволяла разводить устриц, в любое время года здесь было много водоплавающих птиц. Наконец, сюда доходили волны больших морских приливов. Иногда даже случалось, что воды Саванваки причудливым образом текли вспять, образуя смертоносные водовороты, что делало островок неприступным.
На севере раскинулся город бледнолицых Чарльзтаун, основанный лет двадцать назад англичанами. Этот город, в котором жили около двухсот поселенцев, был назван в честь их короля или бога, индеец точно не знал.
Довольно далеко на юге находился Сент-Августин, испанский город во Флориде, где стоял большой гарнизон.
Французы же селились в долине Миссисипи, за грядой Аппалачей, откуда вытекала Саванваки.
Молодой индеец был убежден, что его остров достаточно удален от мест расселения бледнолицых и таких индейских племен, как бакри и аппалачи, слишком воинственных, по его мнению.
Один из старейшин говорил, что у этого острова никогда не было названия. Несколько минут подросток смотрел по сторонам, потом торжественно решил, что даст острову свое имя.
— Это будет остров Томогучи, — сказал он. — И пусть Великий Дух проследит, чтобы он всегда носил это название.
И вдруг индеец, несмотря на то что предался мечтам, услышал какой-то свист. Он не успел понять, что произошло, как до его ушей снова долетел свист, и он рухнул на землю.
Голубое небо, переливы вод Саванваки, разлетавшиеся в разные стороны птицы, сосны, его остров — все исчезло.
На северном берегу реки появился белый человек.
Этому высокому, крепко сложенному мужчине было лет сорок. Плоский подбородок скрывала густая борода, а черные волосы были взъерошены. В руках он держал мушкет. Мужчину звали Джон Ламар. Он владел шестнадцатью тысячами акров земли к северу от Саванваки. За ним, в зарослях драконова корня, стояли его оробевший шестнадцатилетний сын, Томас Ламар, и Пат Колволлейдер, переводчик из Чарльзтауна.
Джон Ламар похвалил себя за меткий выстрел. Он осмотрел еще дымившийся мушкет — английский спусковой механизм, прилаженный к испанскому стволу:
— Это новое оружие не знает себе равных. Надо будет поговорить с лордами колонии.
С этими словами он бросил мушкет в реку вместе с оружием, из которого выстрелил первый раз, к великому сожалению переводчика, с горечью смотревшего, как под водой скрылось целое состояние.
— Никаких следов, — отрезал Джон Ламар. — Они очень хитрые, разве нет?
Ламар внимательно осмотрел окрестности.
— По-прежнему никого. Пойдем-ка взглянем!
Трех англичан сопровождал осел, тащивший на спине мешок с разнообразным скарбом.
Джон Ламар решил переправиться через Саванваки на остров Томогучи на старой сосне, упавшей на отмель. Своему сыну он велел держать на мушке трех аллигаторов, лежавших поблизости, и ждать его на берегу.
— Если эти плоскоголовые зашевелятся, стреляй.
Высокий и костлявый, юный Томас вскинул голову и прижал приклад к плечу. Направив на животных дуло мушкета, укрепленное на деревянной сошке, он пристально смотрел на них.
Ламар и переводчик с трудом добрались до тела Томогучи.
Свинцовая пуля пробила ему левый бок, прошла через ребра и вонзилась в сердце.
— Вам о чем-нибудь говорит эта татуировка? — спросил Ламар, склонившись над своей жертвой.
— По прическе понятно, что он йео, — ответил Пат Колволлейдер. — Как я вам и говорил, когда мы его заметили. Уши оставлены открытыми, чтобы было удобнее стрелять из лука. Он охотник.
Переводчик внимательно рассмотрел татуировку внизу шеи:
— Когти медведя, обращенные вверх, свидетельствуют о том, что он принадлежит к царской семье своего клана.
— Хорошо. Очень хорошо.
Несмотря на радость Ламара, переводчик бросал тревожные взгляды на южный берег.
— Только бы нас никто не видел! И не слышал.
— Мальчик был один. Он хотел быть один, это чувствовалось. Ну, не будем медлить.
Джон Ламар взвалил тело Томогучи на плечи, а потом вместе с переводчиком переправил его через Саванваки.
Ламар положил тело Томогучи на осла. И без того тяжелая поклажа стала еще тяжелей.
— А где обитает это племя йео? — спросил он.
— В добром часе ходьбы вверх по реке. Оно насчитывает человек сто и не больше восьми воинов.
— Пошли к ним.
Трое англичан двинулись вверх по течению Саванваки.
Переводчик объяснил, что река получила свое название от названия племени шауни, но англичане провинции Каролина переделали его в Саванну.
Когда трое англичан вошли в деревню йео, расположенную на возвышенности, господствующей над рекой, все мужчины племени окружили своего вождя Сквамбо, преисполненные решимости защитить его.
Стоявшему на помосте Сквамбо было за пятьдесят. На плечи он накинул медвежью шкуру. Его смуглое тело казалось черным от татуировок. Прическа походила на прическу Томогучи, но косички были заплетены более аккуратно.
Деревня состояла из двух десятков хижин, каждая из которых могла вместить человек пятнадцать. Недалеко от хижин простирались два участка возделанной земли. На одном из них росли кукуруза, тыквы и фасоль, второй участок, посыпанный известью, оставался под паром.
Джон Ламар насчитал десяток столов, покрытых плесенью, на которых чистили скребками шкуры животных. Потом шкуры окуривали и раскладывали по партиям.
Джон Ламар подошел к вождю.
Переводчик вполголоса предостерег его:
— Они способны подражать звукам природы. У них необыкновенно тонкий слух. Они гораздо быстрее усваивают азы английского языка, чем мы их диалект маскоги, однако виду не подают. Следите за своей речью…