Тем не менее все пошло не так, как рассчитывал Омедас. Вторым номером в команде, согласно очкам, набранным в классификационных играх, стал Тоньо, тот самый галисиец. Он вовсе не был готов к тому, чтобы это место отдавали кому попало, и уж тем более — человеку, который так унизительно обыграл его, подстроив нечестную ловушку. Лаура попыталась взять на себя роль посредника-миротворца, но Тоньо сделал свой ход. Он вышел из команды.
Тогда в ситуацию вмешался Лоренсо. Директор объявил, что считает право галисийца на участие в турнире приоритетным по отношению к Нико. У Тоньо был больший стаж пребывания в клубе, и это место он заработал по праву. Никакой новичок не смел претендовать на то, чтобы из-за него перекраивали весь состав команды.
Для Хулио участие Нико в этом турнире было принципиально важным. Он даже позволил себе выступить против решения, принятого директором клуба.
Поговорить на эту тему старые друзья решили один на один, без посторонних.
— Речь не идет о том, что Нико принимают в команду вместо Тоньо, — заметил Омедас. — Это галисиец не хочет, чтобы новичок затмил его, оказавшись рядом. В твоем парне бурлит гордыня. Я уж не говорю о том, что на самом деле он вовсе не собирается уходить из команды. Тоньо просто набивает себе цену, повышает ставку своего участия в соревнованиях. Ему нравится, что все о нем говорят, уговаривают не уходить. Вот увидишь, он еще немного поломается и согласится участвовать в турнире в одной команде с Николасом.
— Хулио, уверяю тебя, ты ошибаешься. Я прекрасно знаю Тоньо и готов поспорить, что он говорит все всерьез. Это не тот парень, который стал бы ломаться и разыгрывать комедию. В общем, он уйдет из команды, а на его месте окажется Нико. Такой поворот дела меня не устраивает, потому что, на мой взгляд, это будет несправедливо. Тоньо — парень гордый, такой обиды не стерпит. Он не будет участвовать не только в этом турнире, скорее всего, вообще покинет наш клуб, и мы с тобой останемся с носом.
Хулио прекрасно понимал, что Лоренсо во многом прав, но отчаянно продолжал настаивать на своем:
— Понимаешь, тот факт, что Тоньо не умеет проигрывать, не должен быть проблемой для Нико и его продвижения в шахматной иерархии.
— Тоньо поклялся при всех, что не будет играть ни против него, ни рядом с ним. Между прочим, с того дня они с твоим Нико не разговаривают.
— Слушай, я предлагаю поступить так — пусть Лаура как капитан команды сама решит, с кем ей хочется выступать.
— Хрен тебе! Извини, конечно, за выражение. А то я не понимаю, что Лаура всегда будет на твоей стороне.
— Вот и ошибаешься. У нее по всем вопросам есть свое мнение. Она вовсе не собирается подпевать мне, если будет со мной не согласна. Науськивать ее или же уговаривать поступить так, как мне хочется, я не собираюсь.
— Я уже год готовлю эту команду. Не лезь в мои дела. Что же касается твоего протеже, то, честно говоря, он всех уже достал своим хамством и презрительным отношением к товарищам. Скажи мне честно, тебе что, платят за то, что ты его сюда водишь? Я так понимаю, что его пребывание в стенах клуба ты засчитываешь заказчику как сеанс психотерапии.
— Знаешь, чтобы нам с тобой не поругаться раз и навсегда, давай сделаем вид, что ты этого не говорил, а я не слышал.
— Скажи своему мальчишке, чтобы он перестал трепать нам нервы. Он совсем охренел от собственной наглости.
Хулио предпочел промолчать, не желая превращать спор в ссору.
Нико не было никакого дела до того, допустят его до командного турнира или нет. Гораздо больше мальчишку волновал отборочный тур чемпионата Испании для игроков младше шестнадцати лет, который проходил незадолго до командного турнира.
Эти четыре дня обещали быть чрезвычайно интересными и насыщенными. Этап чемпионата проходил в арендованном холле гостиницы, сплошь заставленном столами с досками. Между рядами игроков прохаживались их родители и родственники, чрезвычайно взволнованные и гордые за своих отпрысков. В помещении было довольно душно. Зрители постоянно пили минеральную воду и обмахивались веерами или чем могли.
Для Лауры это был вполне привычный, даже рутинный ритуал, в жизни Нико эти официальные соревнования были первыми. Он страшно желал одолеть как можно больше соперников. Кораль видела его горящие глаза, испытывала искреннюю гордость за своего сына и по возможности старалась не отходить от него ни на шаг.
Для Хулио этот этап чемпионата стал своего рода моментом истины. Как бы ни опасался он некоторых изменений в характере и поведении Лауры, но по сравнению с сыном Кораль она по-прежнему оставалась сущим ангелом. Тот опять взялся за свое. Его излюбленным тактическим приемом стали подставы, формально не нарушающие правил, но весьма некрасивые с этической точки зрения.
Нет, речь не шла о классических ловушках, таких как несколько вариантов будапештского гамбита или мат в восемь ходов при преодолении голландской защиты. Эти маневры не могли считаться подставой для внимательного, подготовленного игрока. Подставы Нико были куда как более эффективны и губительны для соперника. Мальчишка всякий раз готовил их заново и при этом тщательно прикрывал свою комбинацию так, что в какой-то момент одна из его фигур оказывалась беззащитной под угрозой со стороны сил противника. Все это выглядело как ошибка Нико, причем в искусстве маскировать ловушку под собственную беспечность он достиг поистине невероятных успехов.
Одинокая шахматная фигура, оставленная им на доске, выглядела жалкой и уязвимой, прямо как овечка, отбившаяся от стада, посреди стаи волков. Она дразнила, провоцировала волчий голод, отвлекала на себя внимание. В конце-то концов, ну как же не съесть эту фигуру, столь беззаботно брошенную на произвол судьбы таким забывчивым мальчиком?
Хулио наблюдал за всеми партиями, сыгранными Николасом, с двойным интересом, как шахматист и психолог. По правде говоря, манера игры его подопечного и пациента вызывала у Омедаса стойкое отторжение. При первой же открывавшейся возможности Нико стремился сыграть грязно, нечестно, пренебрегая всеми нормами этического кодекса шахматиста. Он находил какое-то особое удовольствие в том, чтобы подавлять волю соперника, корректировать его стратегию, а еще лучше — управлять ею, так или иначе заставлять противника делать ходы, выгодные для Нико. Он чем-то напоминал паука, который прикидывается мертвым, чтобы успокоившаяся жертва подошла поближе.
Хулио был очень разочарован Николасом, о чем ему и сказал, когда они в какой-то момент остались один на один в укромном уголке клуба.
— Я так понимаю, у нас с тобой ничего не изменилось. Как был ты машиной для перемещения фигур по доске, так и остался. Похоже, я просто терял с тобой время.
— Ловушки и подставы не являются нарушением правил.
— Согласен. Но они также не являются и корректной формой ведения игры.
— Это с какой стати?
— Я тебе это уже объяснял. Нико, то, что ты делаешь, называется обманом противника.