Невероятный набор совпадений, скажет кто-нибудь; но рожденный в Нью-Йорке знает, насколько мал этот город, и подобные вещи приключаются здесь регулярно. Так что хотя осознание сего заняло у доктора добрых тридцать секунд, с другой стороны — это всего полминуты, по истечении коих он обратил свой ум к практическому аспекту.
— Так вы говорите, она работала там в прошлом году? — Взгляд доктора остановился на Маркусе. — Я понимаю, после этого ее уволили или она уволилась сама?
— В каком-то смысле и так, и эдак, — ответил Маркус. — И в каком-то смысле сие покрыто завесой тайны. — Из стопки бумаг в руках он извлек одинокий лист. — Сегодня доктора Маркоу на месте не оказалось, а когда мы застали его дома, он отказался нам помогать. Мы бы могли нажать на него, навестив в официальном порядке, однако нам показалось, что распространение незначительных сумм среди сестер окажется эффективнее. Так и вышло — и вот, что мы обнаружили. — Он продемонстрировал доктору страницу, испещренную записями. — Для начала, все сестры, работавшие там в прошлом году, безошибочно опознали женщину на рисунке. Ее имя — Элспет Хантер.
Маркус на мгновение остановился — но мгновение это было долгим и хорошо мне знакомым по делу Бичема. Когда охотишься на неизвестного и безымянного субъекта — даже не будучи на сто процентов уверенным в его существовании, — в тот миг, когда многочисленные описания и догадки превращаются в живого человека, тебя охватывает зловещее пугающее чувство: ты вдруг понимаешь, что ввязался в гонку с немыслимо высокими ставками и выйти из игры уже не имеешь права — только победить или быть побежденным.
— Что-нибудь еще из ее прошлого выяснить удалось? — спросил доктор.
— Сестры о ней ничего не знали, — ответил Маркус, — однако нам все же удалось заполнить некоторые пустоты в ее деле.
Люциус со значением взглянул на доктора.
— Вся папка — в штаб-квартире.
— Вот как… — вздохнул доктор. — Преступное прошлое, не так ли?
— Скорее просто обвинения, — продолжил Маркус. Но не успел он открыть рот, зал захлестнул рой детей, подгоняемых несколькими гувернантками: все немедленно учинили жуткий тарарам по пути к саркофагам.
Глядя на них, доктор мгновенно бросил:
— Наверх, — и мы как один рванули по одной из чугунных лестниц в центре на другой этаж, к художественным галереям. Продвигаясь через залы той же торопливой рысью, мы в результате дошли до экспозиции, посвященной американской живописи, — там было пустынно.
— Прекрасно, — подытожил доктор, быстро пересекая паркетный зал и устраиваясь на смотровой банкетке перед громадным полотном мистера Лойце «Переправа Вашингтона через Делавэр». [19] Дернул головой в сторону, заслышав чьи-то шаги, однако то оказался по-прежнему клохчущий мистер Мур. — Продолжайте, Маркус, — велел доктор.
Тот извлек еще несколько страниц из свой стопки.
— Мы… позаимствовали эти материалы на Малберри-стрит. Доктор Маркоу, по всей видимости, написал донесение на миссис Хантер — к слову, она замужем, — после того, как несколько других сестер высказали подозрения касательно опекаемых ею пациентов.
Заслышав последние слова Маркуса, мистер Мур придвинулся к нам ближе, весь подтянувшись настолько внезапно, что нам стало подозрительно: столь быстрая перемена значила, что близится что-то действительно ужасное.
— Вам лучше приготовиться, Крайцлер, — сказал он, одним тяжким вздохом избавившись от остатков веселья.
В ответ доктор лишь предостерегающе поднял руку.
— Пациентов? — переспросил он. — Вы говорите о матерях?
— Не о матерях, — отозвалась мисс Говард. — Об их детях.
— По всей видимости, — продолжил Маркус, — за те восемь месяцев, что сестра Хантер провела в «Родильном доме», она присутствовала при необыкновенно высоком числе детских смертей… главным образом новорожденных, несколько недель от роду.
— Смертей? — вырвалось у доктора — тихо, но словно бы в изумленном разочаровании. Будто ему дали клочок информации, никак не укладывающийся в уже сложившуюся мозаику идеи. — Смертей… — повторил он, на мгновение переводя взгляд себе под ноги. — Но… как?
— Точно затрудняюсь ответить, — сказал Маркус. — Полицейские отчеты оказались не слишком подробны. Чего не скажешь о самих сестрах. Они утверждают, что дети… там было четыре случая, по которым они едины во мнении, и несколько более спорных… в общем, сразу после родов все дети были совершенно здоровы, но вскоре у них обнаруживались проблемы с дыханием.
— Необъяснимые затруднения, — вставил Люциус, — в итоге прогрессировавшие в цианоз.
— Чё? — буркнул я.
— Характерное посинение губ, кожных покровов и ногтевого ложа, — пояснил Люциус. — Каковое вызывается нехваткой гемоглобина в тонких сосудах, что, в свою очередь, указывает на удушье. — И он вновь посмотрел на доктора. — Два-три предварительных приступа и следом — финальный, когда младенец умирал. Но вот в чем зацепка: всякий раз, когда ребенок действительно умирал, сестра Хантер либо с телом на руках со всех ног неслась к врачу, либо оставалась с ним одна в ординаторской.
Доктор Крайцлер по-прежнему не отрывал глаз от паркета под ногами:
— И врачи в больнице даже не попытались связать между собой эти события?
— Ну вам же известно, как обстоят дела в таких учреждениях, — сказала мисс Говард. — Порой матери немедленно покидают больничные стены, бросая своих детей. С учетом этого уровень смертности среди младенцев всегда высок и не вызывает вопросов властей. Доктор Маркоу обратился в полицию лишь потому, что на это его внимание обратили сестры — не то чтобы сам по себе он был дурной человек, просто…
— Просто, когда при такой нехватке коек и персонала у тебя на руках оказывается мертвый младенец, — произнес мистер Мур, — проще отправить его на кладбище для бедняков и заняться делами.
— На деле же, — продолжил Маркус, — врачи всякий раз считали усилия сестры Хантер в спасении синюшных детей вполне… героическими, что ли. Им казалось, что она самоотверженно сражалась за детские жизни.
— Понимаю… — Доктор встал, подошел к полотну напротив и заглянул в глаза одному из застывших гребцов генерала Вашингтона. — И что же тогда заставило сестер заподозрить в ее действиях нечто предосудительное?
— Ну, — отозвался Маркус, — они сравнили похожие случаи и решили, что слишком много между ними совпадений…
— А сестру Хантер в больнице не особенно любили? — спросил доктор.
Маркус кивнул:
— В том-то и беда — судя по всему, она была крайне надменной и ревнивой особой, мало того — особой довольно злопамятной, если кто-то ей перечил.