Она жалобно пожала плечами:
— Пришлось делать ноги оттуда — прошлой ночью он был ну просто маньяк. По правде говоря, иногда я не совсем уверена, что он не маньяк…
— Динь-Дон? — уточнил я, на что она кивнула. Я уставился себе под ноги. — Это я виноват, разве нет…
Она быстро покачала головой; в голубых глазах ее, по-прежнему избегавших смотреть на меня, набухали слезы:
— Все не так. По большей части, все равно… — Наконец она всхлипнула. — Стиви, у него еще три постоянных девчонки — три! А я самая старшая! Он никогда мне этого не говорил!
Я не знал, что и сказать: информация сия меня, конечно, не удивила, но сообщать ей об этом я не собирался.
— Так что ж, — попытался начать я, — у вас… у вас двоих спор там приключился или что?
— Драка у нас приключилась, вот что! — выдохнула она. — Я ему сказала: я вторую скрипку ради какой-то двенадцатилетней швали играть не буду!.. — И Кэт стукнула кулачком себе по лбу. — Да только теперь все мои вещи там…
Я слегка улыбнулся:
— Все твои вещи? Кэт, у тебя два платья, одно пальто и шаль…
— И папин старый бумажник! — возразила она. — Тот, с маминой фотографией — он тоже там!
Я посмотрел на нее в упор.
— Но ведь гадко не поэтому, верно? — И коснулся ее локтя, чтобы она посмотрела на меня. — Он больше не даст тебе марафету, да?
— Ублюдок, — пробормотала она, всхлипывая снова. — Он знает, как мне это сейчас нужно, он поклялся, что никогда не откажет. — Наконец она взглянула в мои глаза, очень жалобно, потом резко бросилась ко мне. — Стиви, у меня будто череп мозгам стал тесен, так мне этого сейчас не хватает!
Я обнял ее дрожащие плечи.
— Пойдем-ка внутрь, — сказал я, — немного крепкого кофе, и тебе полегчает.
Я поднял ее и почти донес до парадной двери, и тут она испуганно замялась.
— Они — они все уехали, так ведь? — спросила она, оглядывая окна гостиной. — Я ждала, чтоб они уехали, не хотела тебе никаких неприятностей…
— Уехали, — заверил я так убедительно, как только мог. — Только все равно никаких неприятностей бы и не было. Доктор не из таких.
Но когда мы входили, она все равно подозрительно хмыкнула.
Я провел ее в кухню — к кружке Сайрусова кофе. Глаза ее расширились, когда она начала пить и рассматривать дом, — и, признаюсь, при виде этого взгляда намерение привлечь ее к работе на доктора вновь всплыло у меня в мыслях. Поэтому я отвел ее наверх в гостиную, чтобы у нее создалось полное впечатление. Приободренная крепким кофе, Кэт начала двигаться смелее и даже улыбалась, дивясь на все чудные и прекрасные вещи, что были у доктора, а еще больше — тому, что я тут живу.
— Он тебя, поди, работой мучает, — сказала она, открывая серебряный портсигар на мраморной каминной полке.
— Да у него не работа тяжелая, — ответил я, усевшись в докторово кресло, будто хозяин дома. — Он заставляет меня учиться.
— Учиться? — изумилась Кэт, и лицо ее исполнилось едва ли не отвращением. — Какого черта ради?
Я пожал плечами:
— Говорит, если я хочу когда-нибудь сам жить в таком же доме, учеба меня туда и приведет.
— Нашел кого дурить! — возмутилась она. — Спорим, его сюда не учеба привела.
Я снова лишь пожал плечами, не желая признавать, что доктору помогли деньги.
— Хотя я понимаю, почему тебе так все нравится, — продолжала Кэт, осматриваясь. — Вся Гудзон-стрит и в подметки не годится, точно говорю.
При этих словах меня неожиданно посетила мысль — ей, наверное, стоило прийти мне в голову, как только я увидел Кэт, если б не беспокойство о ней, кое с такой силой овладело моим разумом.
— Кэт, — медленно проговорил я, взвешивая идею, — сколько ты провела в притоне Пыльников?
Она села в большое мягкое кресло, обняв себя руками так, будто мерзла, и поежилась, отхлебывая кофе:
— Не знаю — может, месяц или навроде того. В общем, примерно тогда Динь-Дона и встретила.
— Тогда, наверно, ты неплохо знаешь, кто туда ходит, верно?
Она снова поежилась:
— Завсегдатаев — конечно. Но ты ж понимаешь, что это за место, Стиви: к ним туда шишки со всего города заглядывают, что ни ночь. Полгорода уже побывало по разным своим делам.
— Но постоянные посетители — ты их сможешь узнать?
— Пожалуй. Зачем тебе? — Она встала и подошла ко мне. — Чего это ты так смотришь, Стиви? Ты чего-то вдруг странный стал.
На несколько секунд я просто уставился на ковер, потом схватил ее руку:
— Пойдем со мной.
Я почти втащил Кэт по лестнице наверх, в кабинет доктора. Занавеси в комнате, обшитой темными панелями, все еще оставались задернуты, и трудно было различить хоть что-то. Пару раз по дороге к окну я споткнулся, а как следует потянув за шнур, увидел, что не давало мне пройти: книжных стопок на полу стало еще больше, в кабинете царил беспорядок куда серьезней, чем на прошлой неделе.
Кэт мельком осмотрелась, сдвинув брови и утирая нос:
— Эта комната меня не особо впечатляет, — сказала она озадаченно и смущенно. — Чего ему надо с такой кучей чертовых книг, а?
Я не ответил — я рылся в бумагах на столе доктора, ища кое-что и надеясь, что детектив-сержанты оставили хотя бы одну…
Я нашел ее под толстой книгой доктора Краффт-Эбинга — одну из фотографических копий наброска сестры милосердия Хантер, что выполнила мисс Бо.
Поднеся ее ближе к свету, проникавшему через прозрачные белые шторы, все еще закрывавшие окна, я поманил Кэт.
— Видела когда-нибудь эту леди? — спросил я, показывая ей рисунок.
Судя по лицу, Кэт узнала ее мгновенно:
— Конечно, — сказала она. — Это Либби.
— Либби?
— Либби Хатч. Одна из шлюх Гу-Гу. — Она имела в виду Гу-Гу Нокса, предводителя Пыльников. Лицо Кэт сморщилось так, как обычно происходило, если она чего-то не понимала, — словно ее нос крепился к сверлу. — На кой черт твоему приятелю доктору сдался портрет Либби? К тому же — хороший?
— Либби Хатч, — тихо вымолвил я, на несколько секунд выглянув в окно: этого времени хватило, чтобы понять, как мисс Говард и сказала днем раньше, что все это дело намного запутаннее, чем казалось поначалу.
Я снова схватил Кэт за руку:
— Идем!
Она дернулась за мной, как тряпичная кукла, когда я рванул обратно к двери, потом снова развернулся и кинулся к столу, распахнул переплетенную в кожу книгу с адресами и телефонными номерами, которые заносил туда доктор.
— Стиви! — воскликнула Кэт. — Может, все же отцепишься от меня, а? Я не в настроении для атлетизма, знаешь ли!