— Лады, — согласился я, уже направляясь к двери. — Но я хочу узнать, зачем детектив-сержантам понадобился этот жакет!
Мисс Говард, казалось, была сбита с толку:
— Жакет?
Тут вниз спустились братья Айзексоны и Сайрус.
— Обратно в № 808, я так понимаю? — осведомился Маркус.
— Именно, — подтвердил доктор. — И быстро.
Я пошел к коляске, а они начали по одному выходить из дома; мистер Мур неспешным шагом замыкал процессию.
— Полагаю, до обеденного времени еще далеко, — услышал я его трагическое бормотание. — Боже, никогда бы не поверил, что работа детектива может вселить в человека такой аппетит. Не удивительно, черт возьми, что среди фараонов столько толстяков…
Я почистил Гвендолин — не так тщательно, как обычно, — и надел сбрую и упряжь, не озаботившись привести их в порядок, говоря себе, что сделаю это позже. Потом снова вернулся — убедиться, что каретный сарай надежно закрыт, — и поехал по 17-й улице к Бродвею, высматривая моих друзей в толпах понедельнично-утренних рабочих и покупателей. Наконец я нагнал их, когда они пересекали 14-ю улицу у Юнион-сквер. Впрочем, я чутка опоздал: доктор и детектив-сержанты уже покончили с пересказом истории Кэт парой кварталов раньше, и я только что пропустил краткое изложение мисс Говард того, что они с мистером Муром разыскали в центре. Она, однако, весьма любезно составила исключение из группы и быстро повторила все для меня.
Около двух лет назад Элспет Хантер и ее муж Михей действительно подали прошение и получили разрешение произвести некие довольно обширные переустройства в своем доме, по большей части — в подвале. Но поскольку фактические записи о реконструкции отсутствовали, а копия разрешения не выходила за рамки общих положений, только это и удалось узнать (и еще повезло, что удалось хоть это). Но когда сие выяснилось, мисс Говард усадила мистера Мура и заставила его вспомнить все, что возможно, о вышепомянутом подвале, на обыск которого он на самом деле был сподвигнут самой сестрой Хантер. Мисс Говард полагала, что где-то там должна крыться какая-то разгадка, поэтому набросала схему подвала и отметила размеры и все содержимое, что смог вспомнить мистер Мур. Пока никаких внезапных открытий совершить им не удалось, но, вполне возможно, они упускали из вида или неверно толковали нечто такое, что детектив-сержанты могли счесть важным.
Мы добрались до № 808 по Бродвею до того, как Люциус начал объяснять, зачем ему понадобился жакет Элспет Хантер (или же Либби Хатч) с большими пуговицами, и доктор решил, что нам стоит обождать и подняться наверх, прежде чем мы начнем его допрашивать. Люциус не был из тех, кого можно назвать напыщенным или тщеславным человеком, но, как сказал его брат той ночью, когда мы подобрали их на пирсе «Кьюнарда», он действительно наслаждался редкими моментами своего интеллектуального превосходства — и пока мы поднимались в лифте, широкая улыбка на лице Люциуса ясно давала понять: ему доставлял удовольствие тот факт, что никто из нас (кроме, само собой, Маркуса) не мог понять, в чем заключается его план. Я, несмотря на все свое любопытство, почти восхищался Маркусом, который не выболтал секрет и подарил своему младшенькому момент славы — это была необычная внешняя демонстрация того, что за всеми своими масками братья глубоко привязаны друг к другу, — как, собственно, и должно, иначе им бы не удалось выживать столько лет в рядах сил полиции.
Мы поднялись наверх, и в передние окна штаб-квартиры я увидел, что тучи за Гудзоном, к западу, сгущаются, наливаются тем, что, похоже, может обернуться настоящим ливнем. Каждый нашел, куда сесть, а Люциус, встав у большой доски, взял заостренный кусочек мела и стал подбрасывать его точно так, как любил делать сам доктор: Люциус питал к доктору Крайцлеру величайшее уважение, причем несколько мальчишеское, так что подчас он, казалось, желал подражать ему как в целом, так и в мелочах.
Повторив для мистера Мура и мисс Говард свое убежденное мнение: сейчас нам более всего необходимо доказательство того, что дитя Линаресов у сестры Хантер и что именно она напала на сеньору в Парке, — Люциус принялся объяснять, каким образом такой простой предмет одежды, как жакет с пуговицами, может обеспечить нам сие доказательство. Вся эта штука с пуговицами, как только я услышал рассказ о ней, оказалась вполне очевидной, и мне слегка захотелось отвесить самому себе пинка за то, что не сообразил раньше: детектив-сержантам удалось снять с найденного у египетского обелиска куска свинцовой трубы хороший набор отпечатков пальцев, и для сравнения им требовались отпечатки сестры Хантер. На самом деле они не хотели ничего воровать из ее дома — она, похоже, была из тех, кто замечает пропажу даже самой мелкой безделушки. А с учетом того, что дом Хантеров, как выяснилось, пребывает под личной защитой Гу-Гу Нокса, сделанный ими выбор казался счастливым поворотом событий, — но нам все равно требовалось нечто такое, с чего можно было бы снять отпечатки для сравнения. Предмет одежды с пуговицами подошел бы лучше всего, ведь на застежках, пожалуй, не могло быть никаких отпечатков, кроме ее собственных, а большие плоские пуговицы представлялись достаточной поверхностью для получения полного рисунка нескольких пальцев сразу.
Это снимало вопрос о том, зачем Люциусу понадобился жакет или пальто — какая-то одежда, которую сестра Хантер могла носить на улице и дома. И этот вопрос в свою очередь подводил нас к тому, что для остальной части нашего отряда было таинственным новым миром, — к идентификации волос. Похоже, судебная наука дошла до такой точки своего развития, когда с помощью микроскопа можно было определить, принадлежит искомый волос человеку или животному, а если человеку, то не был ли этот человек кем-то конкретным, — при наличии образца волос этого самого кого-то для сравнения. Так вот, на маленькой шляпке, замеченной доктором у подножия обелиска, были, по мнению Люциуса, волосы маленькой Аны Линарес: волосы младенца, по словам Люциуса — «малой длины, зачаточные по характеру своему и обладающие необычайно хорошей пигментацией», — кажется, определить было проще всего. Поэтому нам сейчас требовался еще один образец волос Аны, взятый аккурат с одежды сестры Хантер, — чтобы поместить его под «сравнительный микроскоп» детектив-сержанта, этакую как бы двуствольную штуковину, которая позволила бы ему изучить два волоска, что называется, бок о бок и точно их сопоставить.
Но почему, недоумевали все мы, Люциус в качестве лучшего одеяния, с которого можно было бы взять подобный образец, выбрал пальто или жакет? Не проще ли попытаться выкрасть рубашку или, может, даже кое-что поинтимнее? Ответ детектив-сержанта оказался умен и достоин мужчины. Мы уже знали, что сестра Хантер бесстыдно выводила малышку на люди — считая, что никто и никогда не соберется арестовать ее за похищение ребенка (поскольку выкуп ее не интересовал), она, вероятно, наслаждалась любой возможностью заставить мир думать, что она способна иметь собственное здоровое, счастливое дитя. Рубахи, юбки, нижнее белье — все это она носила в помещении у Пыльников и одному богу известно где еще. К тому же мы знали, что ее определенно не смущает тесный физический контакт с массой всяческих типов, так что на этой одежде скорее всего — множество различных волос, на опознание и исключение которых ушла бы уйма времени. А время поджимало все сильнее: доказанная неспособность сестры Хантер как следует ухаживать за младенцами — учитывая ее практику в «Родильном доме» — определенно не замедлит сказаться. И тогда даже такое дитя, как Ана Линарес, скорее всего, станет намного капризнее, чем обычно, и ситуация лишь будет усугубляться. А если сестра Хантер переложит на ребенка вину за их неудавшиеся отношения (как, по предположению доктора Крайцлера, она уже делала раньше и сделает вновь), момент, когда маленькая Ана тоже начнет испытывать необъяснимые приступы удушья, один из которых в итоге и приведет к ее смерти, будет лишь вопросом времени.