Жена в нагрузку | Страница: 29

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я сделаю кофе, — сказал он. — А потом мы поговорим.

Что ж, сейчас она должна довольствоваться и этим, иначе он может уйти снова, а она не хотела рисковать. Эстрелла заставила себя сесть и приготовилась ждать.

«О чем ты думал?» Как же ему ответить на этот вопрос? Рамон наливал воду в чайник, доставал молоко, кофе, чашки — все машинально.

О чем он думал?

Об Эстрелле, конечно.

Об Эстрелле и ни о чем, кроме нее, об их взаимоотношениях. Если они, конечно, у них были. Хочет ли он этих отношений? И если хочет, то куда они поедут отсюда?

Эстрелла всегда говорила, что готова поехать с ним куда угодно. Но куда ее везти, Рамон не знал.

Он, черт возьми, о многом не имел ни малейшего представления.

Приготовление кофе не заняло слишком много времени. Он понес напиток в комнату, где сидела Эстрелла.

— Вот, пожалуйста.

Рамон поставил одну кофейную чашку на столик и уже собирался сесть в кресло напротив, но решил, что чувствует себя слишком неспокойно, и поэтому предпочел прислониться к стене.

Когда он вернулся в темный тихий дом после нескольких часов прогулки, он прокрался в спальню, чтобы посмотреть на Эстреллу. Она уснула на кровати в кремовых брюках и пиджаке. Черный топ надо было уже выбрасывать, потому что они разорвали его в пылу их страсти. Он так и лежал в спальне на полу, заставлял его вспомнить о прошедших часах.

Он был слишком уязвим, когда дело касалось Эстреллы.

Уязвимый. Да, вот о чем он думал все это время один, в темноте.

— Так о чем ты хотел поговорить?

— Я не думаю, что этот брак имеет будущее, Ї произнес Рамон прямо. — Ничего у нас с тобой не получится.

— Но почему нет? Что изменилось?

— Что изменилось? Например, я вначале считал, что женился на тебе, чтобы помочь. По твоим словам, тебя нужно было спасать от собственного отца, пытавшегося выдать тебя замуж за первого встречного. И ты мечтала о побеге.

— Так и было. Ты же знаешь, ты все видел…

Я видел только то, что ты хотела мне показать, — зло отозвался Рамон. — Да и то только, наверное, лишь часть. Я видел твою игру в маленькую бедненькую богатенькую девочку, которая твердила: «Я только хочу вырваться, и не важно, как».

— Но это не было игрой!

— Нет?

Он сделал вид, будто пьет кофе.

— Нет! Клянусь! Ты же отлично знаешь, на что была похожа моя жизнь!

— Я знаю это только с твоих слов. А ты могла выдумать, что угодно. А твой отец…

— Ты не веришь в то, что я рассказала про моего отца? Думаешь, моя жизнь была иной, чем я ее описывала? Разве ты так быстро обо всем забыл? Ты же был там, когда эта жаба, Эстебан Рамирес…

— О, я видел его, — вставил Рамон. — И я тебе поверил. Но тогда я не знал, что ты уже решила, кого хочешь видеть в своей постели. Точно так же, ты однажды решила, что хочешь видеть там Карлоса.

Это прозвучало настолько неожиданно, что Эстрелла даже отпрянула и в ужасе уставилась на него.

— Это тебе сказал мой отец?.. Это именно то, во что ты поверил? Ты думаешь, я…

Оглядев комнату, Эстрелла увидела свою сумочку. Нервно схватила ее и бросила Рамону, не беспокоясь о том, поймает он ее или нет.

— Загляни туда. Давай, открой, загляни!

Смущенный, он сделал так, как она его просила. В сумочке, вместе с женскими принадлежностями, лежал белый конверт, а в нем — какой-то документ, подписанный и с печатью.

Свидетельство о браке.

— Что за…

На секунду Рамон подумал, что это их свидетельство о браке, но когда взглянул внимательнее, печать и имена, казалось, поплыли у него перед глазами.

«Эстрелла Медрано».

«Карлос Перей».

— Эстрелла, что это?

— А ты не видишь? — Тон, которым она это произносила, был полон горечи. — Не можешь прочитать? Как ты думаешь, что это?

— Свидетельство о браке.

Рамон все еще не мог поверить.

— Ты и Карлос… но… мы…

— О, не волнуйся.

Эстрелла тоже сделала вид, что пьет кофе.

— Не паникуй. Ведь наш брак действителен. В отличие от того, который я заключила с Карлосом. Но он мне этого, конечно, не сказал. А я была настолько глупа, чтобы выйти за него.

— Он… ты вышла за него замуж?

— А как, ты думаешь, он убедил меня пойти с ним?

Ее голос дрожал, а глаза сверкали. Рамон чувствовал себя так, будто получил пощечину.

— Ты и правда не знала, что он женат?

— Он поклялся, что холостой!

— Но как ты могла не знать?

— Карлос жил здесь раньше, но потом уехал. Я тоже долго отсутствовала, училась в колледже. Я не знала, что с ним случилось за это время. Мне сказали только, что он вернулся. Его жена и дети оставались в другом городе. Его мать заболела, вот он и приехал ухаживать за ней. Я думаю, что никто мне ничего не сказал о его семье потому, что полагали: мне все известно. Он взял с меня обещание хранить наши встречи в секрете, заявив, что мой отец этого никогда не одобрит. Не соврал. Отец живо бы показал ему на дверь. А Карлос хотел обманом переспать со мной. Я была слишком напугана и ему все время отказывала, и тогда Карлос пообещал жениться на мне.

— Так вот оно что! — Только тут Рамон стал понимать, как сильно он ошибался, как все были несправедливы к ней. — Когда ты узнала правду?

Глаза Эстреллы подернулись дымкой, когда она вспомнила тот ужасный день.

— Когда его жена позвонила в отель и сказала ему, что их дочь больна, и он ей нужен.

— А ты подняла трубку?

— Да…

— О, Эстрелла, — Рамон мог только потрясти головой. — Но ты… почему ты никому ничего не сказала?

Эстрелла уставилась в пол.

— А что бы мне это дало? Карлос погиб в дорожной аварии через неделю после того, как я узнала правду. Его семья — жена и дети — уже и так страдали достаточно.

— И ты взяла всю вину на себя.

Эстрелла небрежно пожала плечами.

— Пришлось. Я всю жизнь разочаровывала своего отца. С момента рождения. Видишь ли, мой отец всегда хотел сына, но, к сожалению, не получилось. Я была последним шансом для родителей. Отцу было уже за пятьдесят, когда я родилась, а моя мать не могла больше иметь детей. А он хотел наследника. Он женился на подходящей, тихой, хорошо воспитанной молодой женщине, рассчитывая, что та нарожает ему мальчиков. И вот что он получил… — Она замолчала, провела рукой вдоль своего стройного тела. — Он получил меня и с тех пор не мог простить этого ни мне, ни моей матери.