— Я не говорила, что хочу, чтобы ты женился на мне… — взволнованно пролепетала Кассандра, отводя глаза.
— То есть у тебя нет такого желания? — продолжал испытывать ее Хоакин.
Кассандра молча потупилась.
— Отвечай! — грубо крикнул мужчина. — Ты фантазировала, как бы сделаться моей женой?
— Нет, никогда! — истерически солгала женщина. — Если ты считаешь, что я каким-то образом манипулирую тобой, то это заблуждение. Я никогда не думала, что ты захочешь жениться на мне. И не стану требовать этого от тебя, ибо сознаю бесполезность таких фантазий.
— Правильно, — одобрительно проговорил он. — Потому что я с самого начала предупреждал: наша связь прекратится, как только зайдет речь о каких-то там обязательствах.
— Я помню, — согласилась Кассандра,
— Как же я рад, что мы друг друга понимаем, — констатировал Хоакин с выразительным облегчением в голосе. — А ты, Кэсси?
— Я тоже, — вынуждена была ответить женщина.
— Замечательно! — жизнерадостно заключил он.
Кассандра готова была просить его уйти, настолько ее измучил этот разговор. Она нуждалась в передышке.
Хоакин Алколар, сын своего отца, запутавшегося во внебрачных связях, свято верил, что быть честным с женщиной — это значит ничего ей не обещать, не подпитывать иллюзий, называть вещи своими именами и отпустить, когда в этом возникнет потребность.
Так он и делал. Сразу определял рамки действия интимного соглашения. Год, и ни днем больше. Секс, а не любовь. Сожительство, а не брак. Утехи и абсолютная свобода, а не дети и обязательства.
И формально все было честно. Не так, как у старика Хуана Алколара, который, распутничая, всегда играл в любовь. Увлекался при этом настолько, что женщины спешили порадовать его ребеночком, в чем был, конечно же, и определенный меркантильный расчет с их стороны…
Хоакин еще раз строго посмотрел на Кассандру. Она напряглась, сосредоточенно выжидая.
— Итак, могу я считать, что получил твое согласие? — спросил он.
Женщина нахмурилась, старательно соображая, чего касается этот вопрос — ее участия в переговорах в качестве переводчика или сознательности в интимных отношениях с ним?
Она ответила наобум:
— Да!
— Вот и умница, — похвалил он. — Лучше, чем было, уже не будет. С каждым днем нашего совместного пребывания мы приближаемся к концу милых отношений. От прочих пар мы отличаемся только тем, что не носим розовые очки и не стремимся к невозможному.
— Никаких уз, никаких обязательств, — сдала экзамен Кассандра.
— Совершенно верно, — одобрительно произнес Хоакин.
— Разве я когда-нибудь просила тебя о большем? — внезапно спросила она.
— Открытым текстом, — нет. Но твои недовольства в последнее время заставили меня думать, что ты с сомнением относишься к нашим предварительным договоренностям, — дипломатично проговорил винодел. — Но как можно требовать от человека то, что он заведомо не способен дать тебе? Когда ты поймешь это, жизнь станет намного проще.
— А если я никогда не смогу этого понять?
— Это будет самым печальным исходом… для тебя, дорогая. В первую очередь для тебя.
Кассандра почувствовала, что если сейчас не останется одна, то будет жестоко задушена подкатившими слезами.
— Я все-все поняла, Хоакин. Если ты торопишься на работу, не задерживайся. Я все сделаю так, как ты скажешь, — пообещала она. — Ты вернешься к ужину?
— Я вернусь раньше. А после ужина мы продолжим то, на чем остановились, — зловеще проговорил Хоакин и провел рукой вверх по обнаженному бедру Кассандры. — До вечера, — сказал он и властно поцеловал ее в дрожащие губы.
— До вечера… любимый, — пролепетала Кассандра и разрыдалась, лишь он успел прикрыть за собой дверь.
Но Хоакин услышал эти невольные всхлипы и тут же вернулся.
— Чего стоят все твои уверения?! — прогремел он. — Как вообще с тобой можно о чем-то договариваться?! Ты могла не соглашаться на мои условия, но ты приняла их. Притом добровольно, без всякого принуждения. Согласилась быть моей любовницей, жить со мной, зная наперед, что это временно, что никаких брачных клятв никогда не услышишь. К чему теперь все эти слезы? Ты полагаешь, что на меня это подействует и я передумаю? Ошибаешься. Я лишь окрепну в своем желании поскорее развязаться с этим. Я вообще не понимаю, как вы, женщины, делаете трагедии из подобных пустяков. Мы что, плохо время проводим? Тебе, может быть, плохо со мной? Тогда тем более нужно радоваться, что нас не связывают узы! — разъяснил ей Хоакин. — Так мы продолжим то, на чем остановились? — фривольно поинтересовался он, вновь задрав ее легкую тунику.
Кассандра в слезах была готова прокричать «нет», но лишь робко спросила:
— Прямо сейчас?
Впрочем, Хоакин начал исполнять задуманное и без ее согласия. Он слишком долго клокотал гневом, чтобы теперь отказать себе в возможности выплеснуть накопившееся эмоциональное напряжение. Так он ставил точку в дискуссии.
Но Кассандра любила его безумно. Она покорялась, наслаждаясь. Женщина отдавала себе отчет в том, что такая любовь — болезнь. Но она не знала лекарства от этой болезни и совершенно не желала излечения от нее.
Кассандра испытала такой экстаз, какого не переживала прежде. Ее слезы жгли лицо, безудержно сочась из глаз, а она была счастлива.
Хоакин попытался подняться с постели, но она обхватила его за плечи.
— Останься, любимый. Останься! Побудь со мной еще немного! Умоляю тебя, — шептала женщина, не переставая плакать.
Он холодно посмотрел на нее и, жестко освободившись от ее рук, покинул комнату. За ним вновь закрылась дверь.
В этот миг что-то перевернулось в Кассандре. Она видела, с каким раздражением он хлопнул дверью, и ее сердце словно погрузилось в холодную темную пустоту. В один миг слезы перестали литься из глаз.
Обледенелая Кассандра застыла на постели. Женщина с брезгливостью думала о себе, о той, какой стала за прошедший год. Она всю себя исчерпала для него одного. Она больше не была собой прежней. Добровольно превратила себя в придаток похоти этого человека, сделалась средством для достижения удовольствия. На ее месте могла быть любая женщина, он, не лукавя, многократно давал ей это понять.
— Боже! — воскликнула она. — Как я могла надеяться на что-то? Как? На каких основаниях? Какая же я дура!..
Кассандра уронила голову на руки.
Она любит, страдает, болеет своей любовью. Она счастлива быть с ним, и сознание этого окупало все ее муки до сего момента.
Она не сможет жить без него, но и жить с ним также не сможет, после того, как он презрительно оставил ее, насладившись своей сексуальной властью и демонстративно хлопнув дверью.