— Как они назывались? — властно спросил он.
Ди дернулся несколько раз, а потом вдруг обмяк под змеиным взором, устремленным на него из-под капюшона.
— Как они назывались? — повторил Тенебрикус тише и мягче. В его голосе не звучало никаких человеческих ноток. Так разговаривала бы змея или ящерица, если бы они умели говорить. Противиться этому тону было невозможно.
Ди пробормотал:
— Вы делаете мне больно…
Тенебрикус сжал пальцы еще сильнее.
— Как?! — повторил он в третий раз.
Ди прошептал:
— «Стеганография» Тритемия и моя «Монас Иероглифика»… И кристалл. Кристалл — тоже. Она забрала все самое ценное.
— Как ее имя?
— Соледад Милагроса… Я думаю, она отправилась куда-нибудь на юг Испании. Может быть, в Магриб. Я не знаю, где она может быть! Клянусь вам. Если вы — посланец святой инквизиции, то…
— Но мы не в Испании, — сказал Тенебрикус, выпуская Джона Ди из своей железной хватки.
Тот отшатнулся к стене, потирая локти, где наверняка останутся синяки после пальцев Тенебрикуса.
— Ну да, конечно… не в Испании, — с горечью сказал Джон Ди. — Однако у инквизиции длинные руки, а я католик, и ищейки Филиппа…
— Я не из инквизиции и не ищейка Филиппа, — сказал Тенебрикус спокойно. — Мне нужны ваши книги и кристалл. Собственно, за ними мы и прибыли. Вы должны отдать их нам по доброй воле, и тогда в вашей жизни больше не случится… неожиданных бед. Это не угроза. Просто предупреждение. Владеть некоторыми вещами опасно.
— Да говорю же вам — их стащила эта шлюха, это ведьмино отродье Соледад! — воскликнул Ди. — Неужели вы мне не верите? Посмотрите на меня! Я в полном отчаянии! Я не могу и шагу ступить в моих исследованиях без этих вещей!
— Вот и хорошо, — молвил Тенебрикус. — Запомните наш разговор. Забудьте о своих книгах. Забудьте о кристалле. Ваша жизнь отныне будет посвящена совсем другим вещам. Прощайте.
* * *
— Каков он из себя? — приставала Наташа к Флору. — Ну почему я послушалась и не пошла туда с вами! Мне ведь тоже интересно!
— Ничего интересного, — вмешался Харузин. — Ты бывала когда-нибудь в нарковском притоне? Еще до того, как оттуда продали все вещи?
— Бог миловал, — сказала Наташа высокомерно.
Харузин вздохнул.
— А меня как-то раз занесло… Я не знал, куда иду. Просто мне назвали адрес и попросили привести домой одну девчонку. Там было то же самое. Полный разгром, какие-то безумные люди мечутся, ведутся странные речи, на стенах и полу непонятные знаки нарисованы мелом и кирпичом… И у всех такой вид, будто они заняты чем-то ужасно важным. Постигают главную тайну вселенной, никак не меньше. А при этом несут полную чушь. Приблизительно так и было.
— Ну, не вполне, — возразил Флор. — Мне Джон Ди показался достаточно нормальным человеком. Возможно, он даже не был одержим дьяволом, как мы опасались. Просто заблуждающийся.
— Сейчас ты заговорил в терминах святой инквизиции, — заметил Тенебрикус. — Там тоже разделяет людей на сознательно предавшихся дьяволу, сочувствующих, заблуждающихся… довольно тонкая шкала градаций.
— А вы действительно не член инквизиции? — спросил Харузин.
Тенебрикус повернул к нему голову.
— Действительно. Наш орден имеет гораздо больше полномочий.
— Ну хорошо, — вернулась к прежней теме Наташа, — в комнате у него как у нарка. А сам он из себя каков?
Ничем не примечательный, — сказал Харузин. — Но довольно симпатичный. Если отвлечься от того, что он все время подпрыгивал, взмахивал руками и бегал глазами.
— Ясно. — Наталья замолчала и немного надулась. Ей показалось, что ее обманывают. Впрочем, она хорошо понимала, что это не так. И в самом деле, что хорошего в том, чтобы полюбоваться, как взрослый мужчина подпрыгивает, взмахивает руками и бегает глазами? Она в любом случае может теперь считать, что побывала в доме у Джона Ди.
* * *
Соледад Милагроса действительно направлялась в Испанию. Там, в Севилье, жил некий столетний мориск. Этот человек — почти черный, сморщенный, как печеное яблоко, с несколькими серыми жесткими волосками на розоватой лысине, — считался родственником Милагросы, не то ее дедом, не то прадедом. Во всяком случае, он был ее учителем.
Севилья содрогалась под гнетом подозрительной и свирепой испанской инквизиции. Эта карательная организация появилась на Пиренеях еще в конце XV века и была введена для того, чтобы наказывать отступничество новообращенных испанских евреев.
Огромная торговля, которую вели испанские евреи, привела к тому, что в их руки попала большая часть богатств полуострова. Их влияние было значительным при дворе испанских королей. Христиане, которые не могли с ними соперничать, почти все наделали долгов и впали в зависимость от этих людей. Многие из них стали истовыми врагами своих заимодавцев и только ждали повода, чтобы объявить им открытую войну.
В 1391 году в нескольких городах вспыхнули мятежи, и в результате погибло несколько тысяч состоятельных еврейских банкиров и торговцев. Некоторые из них решились избежать смерти и поспешно сделались христианами.
Несчастные жертвы искали спасения в церкви, и храмы наполнялись евреями, кричащими: «Скорее окрестите нас! Скорее приобщите нас к христианской Церкви!» В короткое время тысячи человек приняли веру Иисуса Христа.
Все эти новообращенные евреи назывались «ново-христианами», а народ звал их «переменившими веру»; евреи же употребляли для таких людей слово «мараны», происходящее от слова «Маран-ата» — «Господь наш пришел». Интересно, что это еврейское слово оказалось созвучным с испанским «марано» — «свинья». Как известно, евреи не едят свиного мяса, и Это слово легко могло сделаться бранным для обозначения еврея-выкреста как среди испанцев, так и среди самих евреев.
Многие им не доверяли. Почти все знали, что побудило их принять христианство, — страх смерти и только. Кроме того, им хотелось занимать те же общественные должности, что и христианам. Притом немалое число маранов продолжало тайно исповедовать иудаизм.
И тогда в стране была учреждена инквизиция, и снова начались доносы, допросы, расследования, пытки и аутодафе — «акты веры», во время которых часть осужденных приносила публичное покаяние, а часть принимала смерть на костре.
Человека могли осудить за то, что он пьет вино, изготовленное евреями, — то есть «кошерное» — дозволенное по иудейской религии. Внимательно следили за тем, что ест такой человек, — упаси Боже ему отказаться от свинины! Упаси Боже ему есть мясо животного, зарезанного евреями, то есть с соблюдением иудейского закона.
Могли донести, что некий (обычно богатый) человек читает псалмы Давида и не добавляет в конце «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу». И наконец марана могли арестовать просто за имя — если это имя было признано обычным для евреев…