Арилье с тревогой смотрел на свою подружку. Происходило что-то очень неправильное. Нечто слишком трудное для маленькой девочки. Но Енифар хорошо справлялась. Она — настоящая троллиха знатного происхождения. Теперь в этом не может быть ни малейших сомнений.

Девочка-подменыш выдернула свою руку из руки Енифар, подошла к Аргвайр, села рядом с ней на корточки и уткнулась лбом в ее бок. Аргвайр обняла ее, но с явной неохотой, и подняла глаза на свою настоящую дочь. Но ничего не сказала.

— Мама! — воскликнула Енифар. — Ты ведь не откажешься от меня только потому, что у тебя уже есть одна дочка? Посмотри на нее! Она неправильная. Она даже не разговаривает!

— Все подменыши такие, — ответила наконец Аргвайр. — Бледные, чахлые и бессловесные. С этим ничего не поделаешь.

Енифар села на корточки по другую сторону от матери, и та обняла и ее тоже. Так и сидела Аргвайр, вытянув вперед босые ноги с цепочками на щиколотках, под левой рукой — дочка-подменыш, под правой — истинная дочка-тролленок. И тихо говорила:

— Мы из рода Эхувана, одного из самых знатных и сильных троллей. Он был моим двоюродным братом. Когда Эхуван отправлялся на Великий Камбай, чтобы перед лицом Черной Комоти претендовать на звание вождя всех троллей, мы почти не сомневались в его грядущей победе. Ведь Эхуван был рыжим, а среди троллей это большая редкость! Не говоря уж о том, что он был огромный и очень толстый. Но Нитирэн сумел одолеть его, и я уверена, что без хитрости тут не обошлось. Что ж, вождь всех троллей и должен быть хитер и коварен… Возможно, Эхуван был бы худшим вождем, чем Нитирэн… Я говорю это потому, что ты должна понимать, Енифар: у нашей семьи есть враги.

— Это они украли меня?

— Возможно, — сказала Аргвайр, и ее лицо потемнело, стало черным, а синева ее глаз засияла яростью. — Возможно, это сделали сродники Нитирэна, которым не нужны в долине соперники… С твоим появлением на свет наш род стал слишком сильным.

— Почему? — спросила Енифар тихо. — Я ведь всего-навсего девочка.

— Ты не всегда будешь девочкой, Енифар. Детство, даже троллиное, проходит слишком быстро. Когда ты вырастешь, ты превратишься в великого тролля. Ты могла бы стать страшным противником для Нитирэна. Он не мог допустить этого. Он все предусмотрел! — Она сжала кулак, и Енифар почувствовала это. Ярость матери захлестнула и ее, в то время как дочка-подменыш оставалась совершенно безмятежной.

Аргвайр сказала:

— По нашим законам, я не могу оставить тебя при себе. Я навсегда связана с подменышем. Она будет моей единственной дочерью, и с этим ничего не поделаешь. Обмен совершается один-единственный раз. Обратного обмена быть не может.

Енифар дернулась, пытаясь вырваться из объятий матери, но та держала крепко и продолжала ровным голосом:

— Теперь ты знаешь закон. Ты должна уйти. Нам придется расстаться, Енифар, как бы сильно я тебя ни любила.

— Мы вообще не должны были встречаться, — прошептала Енифар.

Она прижалась к боку Аргвайр.

Троллиха опутала свои пальцы волосами девочки и не отвечала.

— Мне предстояло жить с людьми всю жизнь, до самой смерти, да? — тихо и быстро говорила Енифар. — И никогда не пересекать Серой Границы? Но что-то случилось, и вот я здесь… и ты узнала о том, что я здесь, и забрала меня. Мы ведь уже нарушили закон! Почему бы нам не нарушить его еще немножко?

И тут Аргвайр повернулась к своей дочери и отчетливо произнесла:

— Тебе следует отыскать своего отца, дочка. После этого, возможно, все переменится. Ты слышишь? Найди своего отца!

— А! — торжествующе воскликнула Енифар и поглядела в сторону Арилье. — Я тебе говорила, а ты не верил! Я говорила тебе, что у меня был отец!

— Конечно, он у тебя был, — подтвердила Аргвайр. Ее глаза затуманились. — Я потому и не связала себя никакими брачными узами… После твоего отца любой другой тролль не казался мне достойным. Никто не был достоин моих пальцев, никто не был достоин моих ступней, никто не был достоин моей шеи, моих ушей, моих волос. Никому не дозволялось прикасаться к моим локтям и коленям. Никто не осмеливался целовать мой живот и щекотать мой затылок. Все это было запрещено другим троллям после того, как это проделывал со мной твой отец, Енифар!

А девочка-подменыш, похоже, не понимала ни слова из того, что говорилось. Вполне счастливая близостью Аргвайр, она прижалась к своей ненастоящей матери и тихонько засопела — задремала. Она была полна того животного довольства, которое умиляет в бессловесных тварях, когда те сыты и полны благодарности.

Енифар, напротив, вся дрожала от гнева и возбуждения. Несправедливость ее судьбы возмущала девочку, а возможность все поправить, пусть даже ничтожная, заставляла ее рваться в бой.

— Нитирэну не удалось бы выкрасть тебя и обменять, если бы у него не было более высоких покровителей, — сказала Аргвайр. — Вот в чем моя надежда. Решение может быть изменено. Обычно так не делается, как я уже говорила. Обычно подменыши остаются каждый на своем месте. Но в твоем случае… Все дело в твоем отце, Енифар. Найди его.

— Но почему же ты не нашла его до сих пор, мама? — голос Енифар дрогнул. — Ты ведь знаешь, что я жила в неправильном мире… Как я могла отыскать там тролля?

— Твоего отца можно отыскать в любом мире, по любую сторону границы, — ответила Аргвайр печально. — Никто не знает, где сейчас находится Джурич Моран.

Глава двенадцатая

В квартире на Екатерининском канале раздался звонок. Юный пес бросился в прихожую и, позабыв все свои недавние жизненные трудности и беды, грозно залаял. Джурич Моран стремительно вышел из комнаты и рывком отворил входную дверь.

На пороге стоял совершенно незнакомый человек. Он был среднего роста, коренастый, в мятом коричневом пиджаке. Только руки его были необыкновенно красивы, с тонкой, почти женской ладонью и ровными пальцами.

— Что вам угодно? — возмущенно осведомился Моран. — Вы вообще-то уверены, что явились по адресу? У меня, между прочим, на двери висит табличка, что по нынешним временам является большой редкостью. Вы предварительно ознакомились с надписью на этой табличке или надавили на звонок из хулиганских побуждений?

— Вы — Джурич Моран? — спросил гость. — Глава агентства экстремального туризма?

— Возможно, — фыркнул Моран. — Но если вы предполагаете, будто здесь с клиентами будут носиться, как с писаной торбой, то вы крепко ошиблись. Здесь ненавидят и презирают весь род людской.

— В этом лично для меня нет ничего предосудительного, — хладнокровно отозвался пришелец. — Если вы Джурич Моран, то позвольте представиться: Николай Иванович Симаков, преподаватель русского языка и литературы. Я хотел бы поговорить с вами о моем бывшем ученике, о Михаиле Балашове.

— Балашов? — удивился Моран. — Не знаю такого.

— Позвольте пройти, — сказал Симаков. — Если у вас на двери имеется медная табличка, то это накладывает на вас определенные обязательства.