Не хватало разве что какой-нибудь драной звериной шкуры вместо плаща. Впрочем, шкура — дело наживное.
Авденаго стоял на своей телеге, широко расставив ноги и подбоченясь. Этиго вел конька в поводу. Сразу видно — прибыла знатная персона, с собственной телегой и рабом.
Другие тролли были верхом или на телегах, но без рабов. Встречались, впрочем, и такие, что сидели на плечах у слуг. Кажется, прочие тролли к ним относились с презрением.
Потом мимо прогрохотала телега, на которой стоял здоровенный тролль. Ростом он превосходил Авденаго на две головы, в ширину же он превосходил всякое вероятие. Его одежда была сшита из косматых шкур, пояс сверкал золотыми бляшками, а гигантские сапожищи топорщились боевыми шипами. Телегу этого тролля тащила упряжка из шести человек — сплошь сильные мужчины. Дабы окружающие могли любоваться их мускулатурой, они были облачены лишь в набедренные повязки и сапоги. При каждом движении на спинах и ногах надувались огромные мышцы. Намазанная маслом кожа блестела.
Авденаго аж присвистнул, когда увидел такое великолепие. Другие тролли останавливались, уступая дорогу роскошному экипажу.
— Это Эхуван, — сказал Авденаго.
Этиго чуть повернул к нему голову:
— Как ты узнал?
— По описанию. Толстый и рыжий.
— Разве он рыжий?
— По-моему… Ну вот, теперь я не уверен, — расстроился Авденаго.
— Кстати, здесь с рабами не разговаривают, — предупредил Этиго.
— Как ты узнал? — насторожился Авденаго.
— Наблюдаю.
— Вперед, ленивая скотина! — заорал Авденаго, и Этиго опять потянул конька за повод.
В конце концов они отыскали удобное место на краю лагеря. Гора Комоти нависала над долиной черной громадиной, но она не выглядела угрожающей или страшной, напротив, как представлялось Авденаго, она закрывала и защищала свой народ от бездны. К ней хотелось прильнуть, как к боку матери-медведицы, хозяйки жирного молока и теплого меха.
Лагерь бурлил.
Наступила ночь, но никто из присутствующих, казалось, не думал ложиться спать. Вокруг костров собирались тролли. Косматые тени скакали по склонам Комоти, яркий оранжевый свет сотен костров смешивался с пронзительным белым сиянием звезд и лун. Голубая луна взошла через два с половиной часа после белой, и тени сделались двойными.
Авденаго сидел на своей телеге, завороженный зрелищем. Он не в силах был двинуться с места.
— Тебе нужно быть там, с ними, — сказал Этиго. — Познакомиться.
— Я не просил советов, — проворчал Авденаго.
— Но получил их, — ответил Этиго спокойно. — Ты же хочешь быть троллем. Ступай к ним. Или ты все еще боишься?
— Я не боюсь, — медленно проговорил Авденаго. — Я… не знаю, как выразить… — Он повернулся к своему спутнику и тихо, восхищенно вздохнул. — Это очень красиво! Никогда в жизни я не думал о том, что это может оказаться так красиво! В мире троллей столько света, столько… яркого, сильного. Это не злое, не черное, как принято считать, это просто мощное.
— Интересно, те ребята, которых запрягают в телегу, тоже так считают? — хмыкнул Этиго.
— Хочешь проверить на себе? — прищурился Авденаго.
— Ты этого не сделаешь.
— Почему?
— Потому что фактически я тебе не раб. И ты обещал меня отпустить. Тролли всегда держат слово. А ты хочешь быть настоящим троллем.
— Я тебя еще не отпустил.
— Ты собирался подарить мне пояс.
— Тогда я не знал смысла подобного подарка.
— Ты не нарушишь слово, — повторил Этиго.
— Я тебя запрягу… а потом отпущу.
— В конце концов, ты мне обязан, — заметил Этиго.
— Чем? — удивился Авденаго.
Этиго торжественно сказал:
— Я же тебя не убил.
— Вздор! — фыркнул Авденаго. — Ты не задумываясь убил бы меня, если бы я тебе не помешал. А вот ты мне действительно обязан.
— Чем это?
— Я забрал тебя из карьера.
— Это вышло случайно, — возразил Этиго. — Ты мог забрать кого угодно.
— А забрал тебя, — указал Авденаго. — Нет, ты мне на самом деле обязан. И завтра я тебя запрягу, чтобы не умничал. Понял? Я все могу, а ты — ничего.
— Вообще-то, — произнес Этиго, — в этом есть определенный смысл. В том, чтобы запрячь меня в телегу. Я тут подумал… Мне кое-что пришло в голову. Хочешь узнать?
Авденаго поперхнулся. До последнего момента он считал, что просто препирается со своим рабом, в основном для того, чтобы развеяться и собраться с духом. Не собирается же Авденаго, в самом деле, запрягать в телегу человека! Он ведь не фашист какой-нибудь.
Но Этиго был настроен вполне серьезно:
— Ты обязан произвести хорошее впечатление на Нитирэна, коль скоро выбрал его себе в покровители. Нитирэн должен понять — да нет, не «понять», тролли обычно ничего не «понимают» в человеческом смысле слова… Нитирэн должен воспринять тебя как нечто существенное. Ощутить как крупную величину. Как весьма полезное для него существо. Учти, я говорю без всяких шуток. Мне ведь тоже нужно, чтобы ты добился успеха. Я готов тебе помогать.
Авденаго покрутил пальцем у виска, но его собеседник не понял этого жеста. Он ободряюще кивнул:
— Ступай к кострам, Авденаго. Завяжи дружбу с другими троллями, узнай их получше, выпей их вина, посмейся с ними одним смехом… И раздобудь мне, пожалуйста, хорошо прожаренного мяса. Очень есть хочется, а силы мне потребуются. Нам надо как следует подготовиться к завтрашнему дню, когда все решится. Ни на миг не забывай, что тебе предстоит знакомство с тем, кто сделает тебя по-настоящему важной персоной. А я наконец-то смогу избавиться от тебя и троллей и вернуться к своим. Хоть ты и не веришь, что у таких, как я, могут быть какие-то «свои»…
Авденаго сжал его руку в знак согласия, вскочил и резким шагом направился к кострам.
* * *
Его впустили в дружеский круг, не задавая вопросов. На Великом Камбае все равны, по крайней мере, поначалу, когда тролли только собираются вместе. Они сходились у огня, делили трапезу, пили какое-то удивительно кислое вино, напропалую похвалялись своими подвигами, клялись друг другу в вечной дружбе и устраивали потасовки. В общем, это было довольно весело, а главное — не происходило ничего такого, к чему Миха Балашов не был бы привычен.
Авденаго уселся на землю, скрестив ноги, и стал ждать, пока бурдюк с вином, передаваемый из рук в руки, дойдет до него. Каждый, кто отпивал, произносил какую-нибудь фразу, после чего остальные разражались громкими криками.
— Я сожрал живот своего врага! Я сожрал все, что было в животе моего врага!
— А-а-а!