Фихан пробовал рассуждать логически. Ухитрялся же Кохаги попадать сюда, а потом выбираться наружу, «наверх»! Неужели не осталось никаких лазеек? Не могли ведь они срастись, как срастается рассеченная ножом кожа?
Или?..
Чем дольше друзья шли по темным, одинаковым лесам, под низким небом, сквозь бесконечный дождь, тем больше Фихан убеждался в истинности своей догадки. Каким бы способом Кохаги ни возвращался из «преисподней» обратно в «наземный мир», — сейчас эти колодцы закрыты. Их больше не существует.
Еще один парадокс скомканного пространства. Попасть сюда возможно, выбраться отсюда — немыслимо.
Гнилая трава, пробирающая до костей влага, вечные сумерки и, если повезет, еще один замок, который безнадежно штурмуют отчаявшиеся люди.
Среди некоторых тролльских племен, особенно низших, бытует представление о некоем потустороннем мире, куда попадают после смерти наиболее храбрые и достойные. По их описанию, это место выглядит как поле непрекращающегося боя. Там постоянно кипят сражения, храбрые воины мутузят друг друга дубинами, булавами, кулаками, рубятся на мечах, бросают копья, стреляют из тяжелых луков — словом, развлекаются вовсю. Кровь льется рекой, все то и дело умирают, а потом опять восстают и отправляются пьянствовать и хватать за податливые сиськи хохочущих девиц. Словом, очень весело развлекаются.
Они называют это место «миром вечной войны» и полагают, в своей тролльской тупости, что там идет какая-то чрезвычайно интересная жизнь. Чудесная награда для отважных.
Фихану приятно было думать о том, что ни один тролль не выдержал бы и недели в настоящем мире вечной войны. Попали бы они сюда, эти самоуверенные громилы! И что бы они здесь делали, с их представлениями о счастье, с их кровожадностью, обжорством, драчливостью — всем тем, что они именуют «радостями бытия»? Перепугаются, небось, когда их телеса начнут гнить и видоизменяться, рожи сделаются неузнаваемыми, а богатырская силушка покинет руки-ноги и уйдет в мокрую землю! Да и подраться здесь особо не с кем. Нет ничего более скучного и тягомотного, чем осада. Вот и поглядим, как понравится троллям в их собственном раю.
С этими мыслями Фихан сладко заснул. Он нарочно злорадствовал насчет троллей — и не имело значения, прав он был или ошибался, — чтобы не думать о собственном печальном положении. Он вовсе не обманывался на свой счет: жить ему оставалось совсем недолго.
На рассвете Евтихий разбудил Фихана. Евтихию казалось, что он был весьма деликатен, как и подобает в обращении с безнадежно больным: он легонько тряхнул беднягу.
Фихан взвыл и слабо вцепился зубами в волосатую ручищу.
Евтихий ухмыльнулся:
— Кусаешься, немочь?
Фихан не ответил — глотая слезы, он зло смотрел на своего мучителя. Евтихий, сам того не желая, едва не вывихнул ему плечо.
— Не будем… ссориться… — вымолвил наконец Фихан.
— Да уж, червячок, тебе со мной лучше не ссориться, — добродушно пророкотал Евтихий. — Иначе я тебя вот эдак двумя пальцами… Понял?
Фихан кивнул.
— Зачем ты разбудил меня?
— А что, тебе снилось что-то приятное? — Евтихий облизнулся. — Женщины? Голые? Расскажи!
— Мне ничего не снилось, я отдыхал, — заплакал Фихан. — Ты жестокая скотина, Евтихий! У меня осталось всего несколько дней жизни, а ты мучаешь меня!
— Несколько дней жизни? И ты намерен растранжирить их на сон? На бессознательное состояние, в которое ты скоро все равно впадешь, и притом навеки? Да ты хоть соображаешь, что говоришь? — возмутился Евтихий. — Я бы на твоем месте каждое мгновение старался бы прожить в полном сознании. Чтобы было, о чем вспомнить… потом.
— Потом? — криво улыбнулся Фихан.
Евтихий вдруг рассердился на него:
— Послушай, эльфийское отродье, ты не пытайся меня запутать! Я хоть и дурак, но умный.
Фихан молча свесил голову.
Евтихий схватил его за подбородок и заставил взглянуть себе в лицо.
— На меня смотри! Тупица! Помирать вздумал? Сны о вечном блаженстве смотришь? Грезить намереваешься? Не сметь! Я здесь командую! Я, может, и тупой, но сильный! Крестьяне все недалекие, ограниченные дурни — так вы считаете, но ох как вы ошибаетесь, остроухие умники, ох как вы ошибаетесь! Мы, крестьяне, — мы хитрые. Из нас получаются самые лучшие солдаты. Мы любим жить. Мы знаем землю, а человеки суть земля… А, не ожидал, что я такие слова знаю? — восторжествовал Евтихий. — Да я еще и не такие знаю! У меня подруга была, женщина. Прекраснейшая женщина. Мастерица. Она такие вещи руками делала! У нее умные руки. У других женщин руки красивые, или сильные, или ухоженные, или нежные, или красивые… ну, ты понимаешь, остроухий, о чем я говорю. Да? Понимаешь? Не притворяйся, что не понимаешь! Не падай в обморок, ты!.. Животное!.. А если по щекам тебя нахлестать? Ты бойся меня, Фихан, ты имей в виду: если я тебя по роже ударю, от рожи мало что останется. Я ведь дурак, хоть и умный, и силу удара рассчитывать еще не научился, потому что трансформация…
Он замолчал, а потом спросил совсем другим тоном:
— Что, я сильно переменился?
— Да, — прошептал Фихан.
— Смотри. — Евтихий взял эльфа — или, точнее, то, что от него осталось, — на руки и развернул лицом в ту сторону, откуда истекал странный свет. — Смотри туда. Видишь?
Фихан не отвечал. Он привалился головой к могучей волосатой груди Евтихия и опять заснул. Евтихий подул ему на веки.
— Эй, очнись!
Фихан с трудом раскрыл глаза.
— Что?
— Погляди-ка вон туда.
— Свет, — сказал Фихан.
— Откуда свет?
— Сверху, — пробормотал Фихан.
— Точно! — заорал Евтихий так громко, что Фихан задрожал и съежился, а Геврон проснулась у потухшего костра, заскребла клешнями по земле и захныкала. — Точно! Свет — он сверху! Понял? А что у нас наверху?
Фихан молчал.
Евтихий встряхнул его, как тряпку.
— Что наверху? — повторил он.
— Небо, — выдавил Фихан.
— А разве здешнее небо дает свет?
— Корова дает молоко, — сказал Фихан, норовя опять впасть в небытие.
— Корова — пусть ее! К демонам корову! — завопил Евтихий. — Наверх смотри, на небо, ты, ушная сера! Ну?
— Небо, — повторил Фихан и вдруг напрягся, сжался. — Наверху небо, — повторил он медленно.
— Колодец, — сказал Евтихий. — Да? То, о чем ты говорил!
— О чем я говорил? — недоумевая, переспросил Фихан.
Евтихий поплевал ему на веки, чтобы эльф не вздумал опять провалиться в забытье.
— Колодец в земле. Способ выбраться отсюда. Ты говорил, что земля затянула раны. Что в тоннели Кохаги есть вход, но нет из них выхода. А теперь мы нашли колодец. Потому что не может ведь так быть, чтобы вход имелся, а выход — тютю. Да?