— Что это?
— Нитки.
— Ты опять за свое?
— Уж всяко не за чужое.
— Ты помнишь, чем закончилась твоя первая попытка создать картину из безумной пряжи?
— У меня получился… э… портал, — сказала Деянира, морщась от того, что пришлось употребить слово из компьютерной игры.
— А, — сказал Моран. — Ну так это же другое дело. Что это тут у тебя за пряжа?
— Это… Гоэбихон, — объяснила Деянира. — То, что от него осталось. Его клочья.
— Они были на ней, когда ее вынесло сюда, — вставил Авденаго. — Всю обмотало, как мумию.
Деянира и Моран обернулись к нему и уставились на него с одинаковым выражением лица: высокомерным и чуть удивленным. Очевидно, так же они посмотрели бы на морановскую собаку, вздумай та заговорить.
Авденаго пожал плечами, проворчал что-то и ушел на кухню. Однако уже скоро его вызвали оттуда.
Моран орал:
— Авденаго! Картон! Карандаши! Живо!
Решено было попытаться воспроизвести не Гоэбихон — коль скоро тот разрушился, — другой знакомый Деянире объект Истинного мира, замок Геранна.
— Рискованно, — бормотал Моран, жадно глядя, как девушка рисует стены, ров, башни, — очень рискованно… Конечно, замок ты тут изображаешь весьма примитивно, и он, по-моему, даже не очень похож… Было бы правильнее все-таки обратиться к Гоэбихону. Его ты знаешь лучше. Наверняка помнишь там каждый дом. Это надежнее… Но — рискованно. Я бы не решился выходить в ту точку Истинного мира, которой больше не существует. Палка о двух концах, конечно. С другой стороны, замок Геранна у тебя получается… не очень. Почти совсем не похож. Ты уверена, что изображаешь именно замок Геранна?
— Послушайте, хватит бубнить под руку! — не выдержала Деянира. — Что за неуважение! Все-таки я мастер.
— А я кто, по-твоему? Я — Мастер! — закричал Моран обиженно.
— Если вы Мастер, то должны понимать…
— Между прочим, когда я творю, я никому не препятствую смотреть! — заявил Джурич Моран. — Все смотрят и говорят любые глупости. Лично мне это не мешает.
— А мне мешает.
— Настоящему Мастеру никакая глупость помешать не может.
— Куда уж мне до вас, — сказала Деянира. — Но если вы не замолчите и не перестанете сверлить меня глазами, я вас чем-нибудь огрею.
— Авденаго! — завопил Моран.
И тут в дверь позвонили.
— Авденаго, открой! — немного другим тоном завопил Моран опять.
— Слышу, — донесся недовольный голос Авденаго. Он прошел в прихожую.
— Кого там принесло? — надрывался Моран. — Если опять Ленэнерго, то пусть оставят квитанцию. Так и быть, оплачу. Они нарочно подключили ко мне какого-нибудь халявщика из преступной группировки, чтобы он жрал мое электричество. Это такая форма грабежа, я читал в газете.
— В какой газете? — удивилась Деянира.
— В бесплатной, — огрызнулся Моран. — Ты, кажется, со мной не разговариваешь.
— Не разговариваю.
— Вот и не разговаривай…
В комнату вплыла Анна Ивановна Мандрусова. Моран сразу сел и принял официальный вид.
— У вас тут, я вижу, работа, — сказала Анна Ивановна, улыбаясь немного заискивающе. — Я, может быть, в другой раз?..
— Да проходите уж, если добрались, — сказал Моран. — Другого раза ведь может и не быть. Как дела?
— Я насчет Денисика, — сказала Анна Ивановна.
— Не получается! — Деянира вдруг бросила карандаш и быстрыми шагами удалилась на кухню. Авденаго побежал за ней следом.
Анна Ивановна проводила их глазами.
— Амур-тужур, — объяснил Моран напряженным, мрачным тоном. — Выкладывайте, зачем пожаловали. За девчонку не переживайте. Поревет на кухне и утихомирится.
— Да я вот насчет Денисика… Как он там? Не звонил?
— Нет, — сказал Моран. — Оттуда не позвонишь. Нет связи.
— Мне плохой сон приснился, — призналась Анна Ивановна.
— Рассказывайте! — обрадовался Моран.
Анна Ивановна опешила.
— Ну, я все-таки не за этим пришла — чтобы сны рассказывать… Просто вот узнать…
— Спрашивайте.
— Как вы считаете, — начала Анна Ивановна, — Денисик… Он очень стремился туда, так что я совершенно не могла препятствовать. Я с вами посоветоваться. Как вы считаете, у него там есть перспектива карьерного роста?
* * *
Денис смотрел на лаборанта с тонким лезвием в руке и кричал. Самым постыдным образом испарились вдруг все представления о человеческом достоинстве, о том, как надлежит вести себя перед лицом неизбежной гибели. Вообще способность мыслить куда-то исчезла.
Было очевидно, что лаборант волнуется. Ему предстояло заниматься преобразованием человеческой плоти в присутствии самого учителя. Церангевин угадывался поблизости и подбадривал ученика:
— Спокойнее. Спокойнее. Рука должна быть твердой. Сделай первый надрез. Нет, чуть выше. Прицелься как следует, не торопись.
— Это ценный… экземпляр, — выдохнул лаборант.
— Ценный, — согласился Церангевин, — но если ты его испортишь, то я всегда смогу достать другой. У нас много времени. Мы почти бессмертны. Еще несколько опытов, и о времени можно будет вообще не беспокоиться.
— Я запомню, учитель, — проговорил лаборант.
Денис увидел очень близко его лицо: остекленевшие от напряжения глаза, прикушенную губу. Затем раздался отвратительный звон, как будто нечто лопнуло и разбилось. Денису показалось, что хрустнули и разлетелись все его кости. Он ощущал стеклянную крошку у себя на зубах, острые осколки пронзали все его тело. Они разрывали кожу и плоть, ощущать их в себе было отвратительно.
Лаборант ухнул, присел и исчез из поля зрения. Колесо вместе с Денисом упало. Оно прокатилось вперед, круша ящики оранжереи, а затем опрокинулось и накрыло привязанного пленника. Денис застыл лицом вниз, уткнувшись носом в какие-то сломанные цветы. Растения эти пахли пылью и старыми тряпками.
Совсем близко послышался топот, потом грубый голос выкрикнул несколько слов — теоретически Денис отдавал себе отчет в том, что он должен понимать эти слова и что это именно слова, из самого обыденного языка, а не заклинания или там научные формулы, что из них сложены самые нормальные фразы, вроде «посмотрите там» или «возьмите это». И тем не менее он вообще ничего не понял.
Затем хруст раздался совсем близко. С грохотом отлетел и вышиб еще одно стекло ящик с рассадой. В оранжерею хлынул прохладный воздух из сада и вместе с порывом ветерка донесся пронзительный вопль: кричала какая-то женщина.
Совсем близко кто-то сказал (это Денис понял):