Новые монархи сразу принялись чавкать, хватая прямо из банки грязными руками – видимо, без этих "полутора кил" еще не ощутили себя полновесными монархами своих необъятных владений.
— Однако, — чавкая, проговорил новоиспеченный король, — die Verpflichtungen des Staates werden bei beliebigen Umstдnden gesichert. [25]
— Да, да, — подтвердил император, — do not doubt, all obligations are executed. [26]
— Именно так, — переходя на русский, сказал со своего трона король. — Тем более, что ваши обязательства целиком выполнены. — С этими словами он достал из кармана и помахал в воздухе обоими замшевыми мешочками.
— Когда вы получили второй? — спросил Серебряков.
— Так ведь тут, на полу лежал, — удивился вопросу император.
— Прямо рядом с покойниками, — кивнул король. — А что, не вы положили?
Виктор Арнольдович покачал головой.
— Выходит, кто их замочил, тот и положил, — сказал император. — Нам-то в конце концов какое дело? Нам главное – что все без обмана, по-честному. Верно я говорю?
— Верно, — подтвердил король. — А раз по-честному – так и мы по-честному.
— Так что ваш товар в "ЗИСе" вас ждет, — продолжил император, бывший водитель. — Вы дорогу, Серебряков, небось сами-то найдете, не заплутаетесь? А то мне теперь как бы и не по чину вас провожать.
— Найду, — кивнул Виктор Арнольдович.
— Да это я так спросил, для проверки, — сказал император. — Все равно дам провожатого, по городу ведь кто-то должен машину вести. — И обратился к королю: — Говорил же – дошлый мужик! Я сразу смекнул – шаги считает. Если бы этим доложил, — он указал на покойников, — они б его, небось, сразу прикончили.
— Факт! — подтвердил свинорылый король. — Не любили усопшие такой дошлости в людях. А кабы еще проведали, что он вовсе и не Полтораев, а Серебряков!.. К тому же – Арнольдович!.. А по мне – хоть горшком назовись… Капустку-то недурственную принес, а?
— Хороша капустка, — согласился император. Еще почавкав с минуту, опять перевел взгляд на Серебрякова. — Так вот, коли дорогу найдете, то там, в "ЗИСе", вас товар и дожидается, — сказал он. — А раз вы по-хорошему, с капусткой – так и товар вам с довесочком.
Виктор Арнольдович не понял:
— С каким еще?
— Хороший такой, аккуратный довесочек, — усмехнулся свинорылый. — Тут на полу лежал. Да только нам без надобности, мы его в машину перенесли. Нам задаром достался, а тебе, стало быть – за капусточку. Ежели ты со вкусом мужик – должен бы оценить. — С этими словами он совсем не по-императорски пронзительно свистнул в два пальца, и на пороге возник мальчонка – тот самый, что когда-то вел Виктора Арнольдовича от Парка культуры.
Император протянул ему свой фонарик-жучок и приказал:
— Отведешь Серебрякова к машине и доставишь на ней домой. Машину потом вернешь на место. Вернешься – капустки дам, если останется.
Парнишка отдал вполне церемониальный поклон, как верноподданный законным монархам, затем деловито бросил Виктору Арнольдовичу:
— Пошли.
Серебряков двинулся следом за парнишкой и вдруг, едва выйдя из тронной залы на что-то наступил. На всякий случай он быстро нагнулся и поднял какую-то жестянку. Наощупь сразу понял, что это такое. Это был раздавленный его ногой баллончик вроде тех, в каких выпускают аэрозоли. Виктор Арнольдович поднес его к носу – и голова слегка закружилась. Теперь он не сомневался, что именно в этом баллончике недавно был тот самый сонный газ.
Он поспешно спрятал его в карман прежде, чем парнишка обернулся со словами:
— Не отставайте, Серебряков.
После кружения по совсем уже знакомым коридорам и изгибам туннеля они оказались возле машины.
Серебряков открыл заднюю дверцу и увидел дремавшего сидя человека с густой белой бородой. За тридцать лет он здорово изменился, но Виктор Арнольдович его сразу узнал: тот самый Чокнутый, за которым когда-то на Сухаревке следил из-за котла Федька-Федуло. "Значит, Колобуилу все-таки удалось…" — подумал он.
На сидении, которое напротив, лежал кто-то прикрытый, как и усопшие король нищих и император помоек, грязной рогожей. Серебряков откинул ее дрожащей рукой и увидел, что это Наташа.
В ужасе он притронулся ладонью к ее щеке…
От сердца сразу отлегло. Нет, она была жива. Она просто спала.
— Побыстрее сесть не можешь, Серебряков? — грубо спросил парнишка. — Нечего разглядывать, садись давай, а то без меня всю капусту слопают.
Виктор Арнольдович уселся рядом с дремавшим "Ф". Перед тем, как парнишка захлопнул за ним дверцу, Серебряков отметил в его лице едва проступавшие свинячьи очертания. Тоже был любитель квашеной капустки. Подумал: "Когда-нибудь придет срок и он, повзрослевший, произнесет тоже: "Le roi est mort. Vive le roi!""
…ибо, когда я немощен, тогда силен.
2-е посл. коринфянам (12:10)
После основательного трезвона Афанасий наконец открыл дверь, запертую на засов. Виктор Арнольдович отнес на руках в спальню спящую Наташу и уложил ее на кровать. "Ф", по дороге уже проснувшегося, попросил пройти в кабинет и там подождать его.
— Звиняйте, Вихтер Арнольдьевич, — пробасил Афанасий, — пийду прилягу: у башке трошки шумить.
Это было немудрено. Удивительно, что только "трошки" и что он вообще в силах был как-то передвигаться по квартире – от него густо несло смесью всех напитков, которыми недавно был богат серебряковский бар, а из кармана больничного халата торчала добытая им где-то и уже початая бутылка какого-то гадостного портвейна. Не дожидаясь ответа, Афанасий удалился в гостиную, и спустя минуту стены сотряс его богатырский храп.
Укрыв Наташу одеялом, Виктор Арнольдович перешел в кабинет.
"Ф" сидел в кресле и листал какую-то книгу. При виде Серебрякова он сказал:
— Я тут нечаянно обнаружил у себя в кармане письмо. Поскольку мне едва ли кто-нибудь станет писать ввиду моего как бы отсутствия в мире живых, то думаю – это вам. — И он протянул Серебрякову запечатанный конверт с изображением райского яблочка.
Виктор Арнольдович вскрыл конверт и прочел:
Дорогой Хризоил!
Как изволите видеть, из состязания, которое Вы мне навязали, я вышел победителем.
Поскольку Вы получили это письмо, то Вам уже известно, что по ходу дела мне пришлось устранить кое-кого. Как я знаю, это Ваши старинные недруги, так что уверен – на сей раз Вы не особенно огорчены. Их государства помоек и нищеты также едва ли пошатнутся от такой потери – эти государства непоколебимы, как сами помойки и нищета, их породившие.