И по другим заводам брали. Три тыщи. Или четыре. Поделом.
6
Летний день отшумел. Закат. Сосны. Дача. Длинный стол. Скатерти и салфетки накрахмалены до хруста. Серебро. Хрусталь. Букеты гладиолусов как салютные разрывы. Большой толстый товар оглядывает стол в последний раз. Придирчив. Официанты – в безостановочном движении. Есть такой жук водяной на длинных лапках – не знаю, как называется, – вода под его лапками прогибается, но сам он в воду не проваливается. И по воде не бегает, а скользит. Именно так работают официанты у праздничного стола. Скользят. На длинных лапках.
Чуть в стороне – вожди. Ждут почтительно. Ждут товарища Сталина. Он тут. На лужайке. Но он, видно, забыл, что стол накрыт. И медленно ходит до самого леса и обратно. Рядом с ним – девчонка-парашютистка. Настя Жар-птица. Товарищ Стрелецкая. Она что-то доказывает. Сталин слушает. Возражает. Соглашается. Никто не смеет их беседу прервать. А они снова от дачи к лесу пошли. Разговор серьезный. Разговор о парашютном спорте. О массовой подготовке парашютистов для грядущей освободительной войны. Нужны парашюты. Нужно много парашютов. Нужны специальные парашютные заводы. И фабрики шелкопрядильные нужны. И парашютные склады. Совсем не просто парашюты хранить. Температура, влажность и все такое. И сушилки парашютные нужны. И ремонтные парашютные мастерские. Нужны новые парашютные клубы. Нужны десятки тысяч инструкторов. Нужна транспортная авиация. Нужны пикирующие бомбардировщики, которые внезапным ударом подавят аэродромы противника и откроют путь тяжелым транспортным самолетам. Миллион парашютистов. А кроме многотысячных десантных бригад, дивизий и корпусов нужны небольшие элитные десантные подразделения, которые будут резать людишек аэродромных еще до налета наших пикирующих бомбардировщиков, до нашего первого удара, до начала войны. Элитные женские подразделения? Конечно, женские! Тонкую работу женщина лучше сделает. Одно дело, перед началом войны в районе вражеского аэродрома появятся огромные мужики с пулеметами, всю округу перепугают. Другое дело – тоненькие девушки. Броневой кулак – в перчатку бархатную. Маскировка. Как Полевой устав требует. ПУ-36. Миллион мужиков – потом. После подавления аэродромов, а сначала…
И вдруг вопрос Сталина:
– Вы были подругами?
Аж дыхание у нее перехватило. Понимает Настя, что это он про Катьку. Вспомнила Катьку-хохотушку, и вдруг глаза ей слезами переполнило. Понимает, что если расплачется тут сейчас, то ее простят. Может, и вопрос такой, чтоб расплакалась. Чтоб облегчила душу. И совсем ей не хочется тут плакать. Потому ресницами старается быстро-быстро моргать. И знает: только выговори слово одно сейчас – и все. И не сдержать слез. Потому Настя слов никаких не произнесла. Просто головой кивнула. Губы закусив. Мимо него глядя. Слегка так кивнула. Потому как сильно не кивнешь. Потому как голова должна быть высоко поднята. Смотреть надо всегда на вершины деревьев, тогда гордый такой вид получается. И еще надо на вершины деревьев смотреть и сильно головой не кивать, когда надо слезы на кончиках ресниц удержать. Так что она даже и не кивнула, а больше видом показала, что да, подругами были. А глаза – выше и в сторону. И знает, что если вот он ее сейчас возьмет легонько и прижмет к своему плечу, вот уж тогда на этом плече она и расплачется.
В стороне, у стола (к столу не подходя) – лучшие люди страны. Товарищ Молотов. Товарищ Микоян. Товарищ Хрущев. Товарищ Ежов. Еще какие-то товарищи. Понимают они, какой там сейчас разговор. Потому не прерывают. Потому не смотрят на лужайку, по которой Настя со Сталиным ходят. Но все видят. И понимают, что именно в этот момент – про Катьку. Зачем он про Катьку? Лучше бы про аэродромы. Она бы и рассказала, что в первый момент войны, вернее, за несколько минут до ее начала, резать надо охрану аэродромную. И зенитчиков аэродромных. И на рассвете пилотов спящих резать. Еще связь в районе аэродромов резать надо, тогда их истребители не взлетят и наши бомбардировщики будут бомбить беспрепятст…
Но его это уже меньше интересовало. Он взял да и тихонечко прижал ее к своему плечу.
Тут она и расплакалась.
7
Долго гремел ужин. Было много вина. Было много шуток. Она сидела по правую руку от Сталина и все смотрела на него. Она видела его совсем близко. Рядом. С благодарностью смотрела. Он ведь ее про парашютные дела из вежливости спрашивал. Знает он парашютные проблемы лучше любого инструктора. Знает, что наш советский парашют лучше американского. Конечно, лучше. Но знает все и про американский парашют с зелененьким ярлычком: с тутовым шелкопрядом на паутинке. Знает, что почему-то советские летчики и парашютисты за один парашют с зеленым ярлычком готовы отдать семь советских парашютов. Цена такая – семь. Знает он эту цену.
Понимала она, что нельзя сидеть и все на него смотреть. Потому смотрела на всех. А потом так быстренько – на него. Чтоб никто не видел.
Он был первым, кто сообразил, что ей поплакать надо. В данный момент. Он чувств избытка. Ну и пожалуйста. Вот тебе мое плечо. Даже не успокаивал. Реви на здоровье. Навзрыд. Гости подождут.
Подождали гости. И ужин не очень задержался.
Какая-то тетка добрая, с виду экономка, увела Настю. Умыла. Воды дала холодной попить. Хорошая на сталинской даче вода. Холодная и вообще особая какая-то. И вот снова – рядом со Сталиным. Он вина предложил. Отказалась: не пью, товарищ Сталин. Не настаивал. Всех остальных, да. Остальных, мягко говоря, принуждал: а ну, товарищ Ежов, что это на вашем краю стола все рюмки пересохли?
Вором багдадским закрался синий вечер на сталинскую дачу. Шума больше. Хохот. Музыку завели. Фонари зажгли на веранде. А официанты скользят машинами неустающими. Вроде на коньках мимо проносятся. С легким свистом. Товарищ Калинин Михал Ваныч все на Сталина поглядывает. А Сталин нет-нет, да и покажет ему, что, мол, не время еще.
Пропало разом со стола все, что на нем было. Сдернули официанты верхнюю скатерть. Под ней – другая. Тоже слепящая. В темноте голубой и скатерть голубой видится. Десерт. Расставили официанты что положено и пропали все разом. Вроде не было их никогда ни на даче, ни на ближних подступах к ней, ни на дальних. Товарищ Сталин товарищу Калинину знак: пора. Товарищ Калинин только того знака и ждал. У него сразу в руках коробочка красная неизвестно откуда.
Поднялся Сталин. Затихли все. Даже кузнечики на лужайке все разом стрекотать перестали.
– Мы тут с товарищами посоветовались, да и решили парашютистку нашу наградить орденом Ленина. Товарищ Калинин…
Михал Ваныч улыбается, орден вручает. Руку пожал. Потом не сдержался, обнял, прижал к себе: носи, доченька, заслужила.
Обступили Настю со всех сторон. Поздравляют, руку жмут. Оказалась Настя в кольце.
В стороне – только Сталин. Немедленно рядом с ним – Холованов. Откуда появился, никто объяснить не может. Я и сам, откровенно говоря, не знаю, откуда. Просто взял и появился. Это в его характере – появляться из ниоткуда. И сказал ему товарищ Сталин тихо, так, чтобы никто другой не услышал:
– В контроль.