— Вы совсем ничего не знали об этой истории?
— Нет. Я приехал из-за того, что мне хотелось узнать, зачем отец купил этот дом… Вы понимаете? Мне это показалось странным!
Журналистка пожала плечами. Взгляд ее опять стал напряженным. Глаза горели желанием раздобыть сенсацию.
— Мсье Лувель, расскажите мне в деталях, что вы видели в подвале? — сказала она, придвигаясь ко мне вместе с креслом.
В это миг мне пришлось принять решения, сыгравшие важную роль в дальнейшем развитии событии. Попытаюсь ли я раскрыть тайну отца, и если да, буду ли я этим заниматься вместе с Софи де Сент-Эльб? Я был убежден, что она сказала не все. Как профессионал, какие-то козыри она должна была припрятать. Но разве не открыла она мне достаточно, чтобы можно было ей довериться? Сверх того, если я действительно хотел разобраться в этой истории, журналистка могла бы оказать мне бесценную помощь. И главное, мадемуазель де Сент-Эльб была женщиной, с которой я был бы не прочь скоротать пару вечеров… Она словно излучала страсть к авантюрному, к неожиданному, к необычному. Всего этого мне давно не хватало. Плевать, лесбиянка она или нет. Софи де Сент-Эльб мне нравилась.
Я улыбнулся ей и стал припоминать, что видел в подвале.
Журналистка занялась приготовлением ужина, а я тем временем начал рассказывать, стараясь быть как можно более точным, о том, что увидел в доме отца. Проще всего, конечно, было бы вернуться туда вместе, но поздний час и не самый радужный прием, который мне там оказали, побудили нас отложить более детальное расследование до завтрашнего дня.
— Должна вас предупредить, — прервала меня она, — в этой кухне многим не разживешься, я сама не знаю, что тут можно приготовить… Попробую сделать что-нибудь на провансальский манер.
Я сидел на краю кухонного стола, все еще чувствуя себя немного оглушенным, и смотрел, как она ходит от кухонного шкафа к плите, от холодильника к мойке. Она была не у себя дома и искала нужные ей вещи по наитию. Но она знала, что делает. Уже давно я не видел, чтобы женщина готовила ужин с таким умением. После одиннадцати лет, проведенных в городе, где люди едят только в ресторанах, я забыл, что наслаждение доставляет и сам процесс приготовления пищи. Все эти разнообразные запахи, все эти меняющиеся цвета…
— Что меня больше всего удивило в подвале, — продолжил я, следуя за ней взглядом, — так это странное допотопное устройство. Я подумал было, что эта штука, возможно, уже стояла там, когда отец купил дом… какой-нибудь старинный измерительный прибор… Но на самом деле я почти уверен, что она появилась там не случайно. Она не противоречит всему остальному.
— Как это? — спросила Софи, нарезая тонкими полосками филе индейки.
— На стене была копия «Джоконды», на полу и козлах множество книг о Леонардо да Винчи. И этот прибор очень похож на те странные машины, которые Леонардо рисовал в своих кодексах…
Она кивнула. Я умолк, залюбовавшись ее работой. Она готовила споро и умело. И как настоящая гурманка. Это было видно по ее глазам.
Никогда мне не удалось бы повторить эти с виду столь простые движения. Я завидовал даже тому, с какой привычной ловкостью она держит сковородку, на которой в смеси из подсолнечного и оливкового масла обжаривалось до появления золотистой корочки мясо. Я же был заложником клишированных представлений о мужских обязанностях. Мой отец не готовил — и я не готовил. Для всех феминисток мира я стал бы легкой мишенью.
— Это не все, — вновь заговорил я, когда она начала мелко нарезать на деревянной доске помидоры и перчики. — Заметки моего отца были написаны наоборот.
— Наоборот? — удивленно переспросила она и повернулась ко мне, держа нож в правой руке.
— Как и записи Леонардо да Винчи. Этот безумец писал все свои заметки наоборот, справа налево, как в зеркальном отражении. Вы этого не знали?
— Сейчас, когда вы мне об этом сказали, я вспомнила что-то такое… Это ведь просто интеллектуальная забава? Ничего экстраординарного.
Отвернувшись, она принялась чистить лук, чеснок и корни сельдерея.
Я пожал плечами:
— Нет, конечно. Да и расшифровать это вполне возможно. Но должен вам признаться, что это озадачило меня еще больше, чем все остальное… Мне казалось, что это какая-то невероятная инсценировка. Моего отца никак нельзя назвать хорошим человеком, но психопатом он точно не был. А подвал, в котором я только что побывал, мог принадлежать только душевнобольному!
Она добавила овощи к мясу, посыпала все это тмином, посолила и поперчила, затем убавила огонь, чтобы блюдо потомилось. Закурила новую сигарету и протянула мне пачку, но я закрыл глаза в знак отказа.
— Ну, — сказала она, — писать наоборот еще не означает душевной болезни… Ваш отец говорил о некой экстраординарной тайне. Возможно, именно эта тайна — реальная или нет — подтолкнула его к мистицизму… Мистика ведь сейчас в моде! Франс-Телеком даже совещания свои проводит в резиденции розенкрейцеров!
— Какой ужас!
— Или же ваш отец просто был поклонником Леонардо да Винчи. Писать наоборот — это не большее безумие, чем решать каждое утро кроссворды Мишеля Лакло… Вы успели прочесть эти пресловутые записи?
— Только проглядел. Я не специалист в чтении текстов справа налево!
— Вы заметили что-нибудь особенное?
— Я слишком мало понял. Но были два слова, которые постоянно встречались на многих страницах.
— Что за слова? — насторожилась она.
— Первое, как мне помнится, это аббревиатура, I.B.I…
Я тут же увидел по ее глазам, что эту аббревиатуру она знает… И замер в ожидании разгадки.
— Ieshoua'ben Iosseph, — объяснила она. — Иисус, сын Иосифа, как точно перевел Шураки.
Я кивнул:
— Ну конечно. Мне следовало догадаться…
— Поскольку тайна вашего отца, очевидно, имеет отношение к Йорденскому камню, в этом нет ничего удивительного… А второе слово?
Аппетитный запах индейки заполнил кухню.
— Тут я не вполне уверен. Похоже на немецкий. «Бильдбергер» или что-то в этом роде…
— «Бильдерберг»? — спросила она, нахмурив брови.
— Да, именно так! — вскричал я, удивляясь тому, что она знает слово, которое мне прежде никогда не доводилось слышать.
— Вы уверены? — продолжала она, как если бы эта новость ее расстроила.
Теперь я был абсолютно уверен. И совершенно четко видел это слово.
— Да, «Бильдерберг». Что это такое?
— Если говорить честно, мне известно немногое. Но я удивляюсь, каким боком они затесались в это дело…
— Кто же они? — нетерпеливо спросил я.
— Нечто вроде международной think tank. [12] В общем, это такие объединения для «мозгового штурма», которые сейчас стали очень модными в Соединенных Штатах.