Утром Алеа объявила, что они идут в Тарнею, столицу графства Сарр. Там она надеялась собрать более многочисленную армию и навести новые порядки, чтобы наконец покончить с междоусобицей на острове. Что, однако, будет не так просто.
Когда последние солдаты прошли, Кейтлин заметила Алею, всегда остававшуюся позади, предоставляя Эрвану ехать во главе строя.
— Почему ты так любишь ехать позади всех? — спросила Кейтлин, поравняв своего коня с лошадью подруги.
— Не знаю. Может, потому, что так мне всех видно и нет нужды беспрестанно оборачиваться. А еще потому, что мне не всегда нравится быть вождем, а когда я впереди, это постоянно напоминает, что следом за мной идут люди.
Кейтлин, улыбаясь, кивнула:
— Понятно. Но ведь так ты далеко от Эрвана, он же впереди…
— Ну и что? — отозвалась Алеа.
Кейтлин рассмеялась:
— Как это «ну и что»? Ладно тебе, я слышала вас вчера ночью!
Алеа густо покраснела. Она не привыкла говорить о таких вещах, ей и теперь не очень этого хотелось.
Она не знала, что ответить, и молчание становилось все более неловким. Тогда веселая Кейтлин решила прийти подруге на помощь и нарушить тишину:
— Ну и смешные вы, гаэлийцы, с вашим целомудрием! Любовь прекраснее всего на свете, а вы боитесь говорить о ней, будто речь о чем-то ужасном.
Алеа закусила губу. Помедлила секунду и решила вступить в разговор:
— Знаешь, я раньше никогда не была влюблена… Но я помню, что даже Фейт смущалась, когда с ней говорили о Галиаде…
— Я и говорю, просто смех, какие вы недотроги.
— А вы, странствующие актеры, говорите о любви не стесняясь? — удивилась Алеа.
— Конечно! — воскликнула Кейтлин, пожимая плечами. — Когда кочуешь с места на место и живешь в фургончике, прятаться особенно негде, все быстро выплывает наружу, да и сходимся мы быстро… И потом, лучше гордиться своей любовью, чем стыдиться ее.
— Понятно. Тогда расскажи про Фингина! — потребовала Алеа.
— Беда в том, что друиды в этом деле хуже любого гаэлийца! — фыркнула Кейтлин. — Фингин едва осмеливается взять меня за руку, представляешь… Так что, к сожалению, мне почти нечего тебе рассказать.
— Неплохое начало!
— Да я и не тороплюсь. Времени у нас довольно, а я так думаю, что у Фингина и без того хлопот полно. Зато ты времени не теряешь! — снова засмеялась актриса.
На этот раз Алеа тоже расхохоталась:
— Я доверяю своему чутью. Это то, что вы, странники, зовете дорогой Мойры, верно?
— Хорошая отговорка! — усмехнулась Кейтлин.
— Мы с Эрваном пережили столько всего невероятного, что мне кажется, будто мы знаем друг друга десять лет.
— Понятно.
— И потом, похоже, его отец был рад…
— Мы все рады, Алеа, вы созданы друг для друга, это ясно! Я, конечно, посмеиваюсь над тобой, но ты молодец.
— Не знаю, для меня это так ново. Хотя с тех пор, как я ушла из родной деревни, для меня ново решительно все!
— В этом-то и есть радость путешествий, Алеа. Каждый день открывать что-то новое. Потому-то мы, бродячие актеры, всегда в пути.
Алеа кивнула. Ей было приятно, когда актриса приходила к ней поболтать. Это напоминало ее дружбу с Аминой… Дружбу, которой ей не хватало. И теперь она знала, что надо ценить каждое мгновение. Что никакая дружба не бывает вечной.
— Вообще-то иногда я скучаю по Саратее, — призналась она. — По тамошнему покою и моим старым привычкам, по всему, чего я лишилась.
— Если мы идем в Тарнею, может, мы пройдем рядом с твоей деревней?
— Очень может быть.
— Тебе надо просто сделать там остановку, — предложила Кейтлин.
— Не знаю… Меня это немного пугает… — Но это глупо! Ты же только что сказала, что скучаешь по родной деревне! Ты должна по крайней мере пройти через нее.
— А почему бы и нет? Да мне бы еще надо кое о чем спросить некоторых жителей. Я хочу понять, как я там очутилась. И как меня нашел Фелим.
— Конечно. Уж мне-то точно будет любопытно поглядеть на деревню, где ты выросла.
— Не знаю, будет ли у нас время отправиться туда сейчас же. Там будет видно.
Девушки обменялись улыбкой, потом умолкли, просто наслаждаясь обществом друг друга. Путь предстоял долгий, у них еще найдется о чем поболтать.
Церемония состоялась позади дворца в Провиденции у подножия башни Лорильена, там, куда королева повелела пересадить столетний дуб Сай-Мины.
Много дней прошло с тех пор, как Великие Друиды, а также тридцать два друида, их магистражи и многочисленная челядь обосновались в высокой башне, замыкавшей на юге треугольный парк дворца. Садовники поспешно воссоздали круглый двор, в центре которого возвышалось легендарное дерево, а восемь королевских скульпторов окружили его тринадцатью символическими тронами.
Внутри башни обустроили двенадцать просторных покоев, множество комнат, общих спален, а на самом верху — большой зал, где сможет собираться Совет. Внутреннему убранству помещений было пока еще далеко до роскоши Сай-Мины, но устроители стремились передать главную суть, а уж потом всегда найдутся рабочие руки, чтобы придать башне вид, который соответствовал бы ее рангу. Все было готово к тому, чтобы люди забыли о настоящем дворце друидов.
Были приглашены знатнейшие люди города, члены благородных семейств, генералы; собрался почти весь королевский двор, а кроме того, послы Сарра и Бизани, несколько бардов — хотя большинство из них по-прежнему хранили верность Сай-Мине и отказались принять приглашение — и простые граждане королевства.
Украшения, которые обычно доставали для праздника Лугнасад, использовали для этой части дворца, равно как и для шатров, трибун, столов, ярмарочных палаток…
Еще ни одна церемония друидов не совершалась на глазах стольких зрителей, столь открыто, но именно таким королева желала сделать новый Совет — чтобы он получил доселе невиданное признание в народе.
На трибунах и в рядах кресел было уже так тесно, что жители Провиденции уселись прямо на траве друг подле друга и с нетерпением готовились к зрелищу.
И солнце не замедлило появиться. Незадолго до полудня наконец началось торжественное шествие, освещенное необычайно ярким для этого времени года светом.
Четыре Великих Друида в длинных белых плащах шагали рядом с королевой, облаченной в зеленое платье вата. Ее длинные белокурые волосы были уложены на затылке, она имела вид одновременно ослепительный и строгий. Каждому шагу она старалась придать благородства, каждому жесту — изящества.
Тридцать два друида держали над ними белое льняное полотнище, украшенное омелой, оно легким шатром прикрывало шествие. Процессия медленно проследовала по двору под завороженными взглядами зрителей и остановилась у подножия большого дуба.