— Как скажешь. В девять тебя устроит?

Она кивнула и поднялась с постели.

Ари проводил ее до двери. Глядя, как она идет перед ним, он не мог отделаться от мысли, что она чертовски соблазнительна. Он почувствовал гордость, потому что не пытался ее удержать. Ари понимал, что встреча с Лолой и ее распрекрасным Тома, месье кинооператором с его фальшивой небрежностью, выбила его из колеи и отыгрываться, переспав с молодой актрисой, не лучший выход из положения. К тому же то, что он знал о болезни Мари, ставило его в еще более неловкое положение.

Но когда он уже собирался открыть ей дверь, она вдруг остановилась на пороге и обернулась к нему с улыбкой, словно прочитав его мысли. В оранжевых отсветах заката ее лицо выглядело еще нежнее, а веснушки придавали ей нереальный вид живой картины. Ари попытался не смотреть на ее тяжелые груди и точеные бедра — дьявольский призыв, на который он отказывался отвечать.

На этот раз он сам наклонился, чтобы чмокнуть ее в обе щеки, из последних сил притворяясь равнодушным. Но во время второго поцелуя молодая женщина вдруг застыла, приникнув к щеке Ари, и удержала его за плечо. Так продолжалось несколько секунд, затем она мягко отстранилась. Подняв лицо, она смотрела ему в глаза, и в ее взгляде горел новый, полный скрытого смысла огонек.

Ари не шелохнулся. Но его прерывистое дыхание, очевидно, выдало кипевшее в нем желание, и Мари приблизила губы к его губам. Он было попытался отступить, потом закрыл глаза и утонул в поцелуе, полном безграничной нежности. Вскоре эта нежность преобразилась в страстный напор, и губы их слились словно в попытке стать единым целым.

Ее руки заскользили вверх по его спине, и он почувствовал, как она оттолкнула его. Прижатый к стене, он открыл глаза и всмотрелся в ее лицо. Сейчас в ее взгляде пылало неутолимое пламя, которое ничто не могло погасить. Ее тонкие пальцы принялись неторопливо расстегивать первую пуговицу на рубашке Маккензи. Раздевая его, она приникла губами к его шее.

Поначалу Ари просто подчинился ей, словно хотел доказать, что не он нарушил уговор, но затем, загоревшись, схватил Мари за бедра и в свою очередь принялся ее раздевать. Он стянул с нее черную майку, потом расстегнул лифчик, высвободив грудь еще более красивую, чем он мог себе представить.

Из прихожей они начали перемещаться в спальню, срывая друг с друга последнюю одежду и постепенно приближаясь к широкой кровати. И вот, прижавшись друг к другу, они рухнули в постель. Их руки, губы, языки сливались, ласкали, исследовали, их разгоряченные тела были готовы к схватке.

Не в силах больше сдерживаться, опьяневший от желания Ари подтянул Мари поближе к изголовью, раздвинул ей ноги и вошел в нее, глядя ей прямо в глаза, словно бросая вызов.

Они занимались любовью долго и яростно, оба потрясенные неистовостью их пыла, с изумлением обнаружив неизъяснимую чувственную алхимию — едва ли не биологическую способность растворяться друг в друге. Страстность их соития могла сравниться лишь с силой и одновременностью оргазма.

Испустив почти животный стон, задыхающийся Ари повалился на постель. Оседлавшая его Мари тут же обхватила руками его голову и, глядя прямо в глаза, обжигающим голосом прошептала:

— Ты что это? Сдаешься, старикашка? Я с тобой еще не покончила, Маккензи!

Раскрыв от изумления глаза, Ари обнаружил, что желание разгорается в нем с новой силой. Мари, страстная и решительная, использовала все богатые возможности своего тела, чтобы вновь разжечь его пыл, и они опять занялись любовью.

Сидя на нем верхом, она внезапно улыбнулась и, дразня его взглядом, объявила:

— Так я и знала, что тебе хочется со мной перепихнуться.

Ари перевернул ее, оказавшись сверху.

— А я теперь знаю, что напрасно снял два номера.

С новыми силами они вступили в любовную схватку, мешая в жаркой летней ночи стоны наслаждения и взрывы смеха. Их мокрые от пота тела менялись местами, внезапно выпрямлялись, сплетались в языческом танце, сверкая в лунном свете подобно двум клинкам.

Эта пляска оказалась еще дольше и яростнее, чем предыдущая, и чудом, в котором Ари не пожелал увидеть знамение, они снова вместе достигли вершины наслаждения.

На этот раз они, обессиленные, вытянулись рядом друг с другом и уставились в потолок. По телу Мари пробежала судорога, вызвавшая у них обоих безудержный смех.

Потом Мари повернулась к нему. Постепенно переводя дыхание, она всматривалась в него с нежностью, которая, похоже, удивляла ее саму.

Ари погладил ее по щеке. Ее ответная улыбка показалась ему печальной, почти грустной. Невольно он подумал, что Мари в этот миг, очевидно, вспоминала о своей болезни или, во всяком случае, о своей участи, о неминуемой деградации. Во внезапном порыве сочувствия, которого Ари едва ли не стыдился, он взял ее руку, крепко сжал в ладонях и бережно поцеловал.

Только в час ночи обнаженные любовники, прижавшись друг к другу, наконец заснули. Они не обменялись больше ни словом. Все уже было сказано.

62

Наконец я расшифровал послание Виллара, но, приняв его поначалу за мистификацию, не сразу решился проверить, насколько мои догадки соответствуют действительности. К тому же в то время я был поглощен работой для герцога Беррийского. По недомыслию я не придавал особого значения тексту, который мне удалось разобрать. Форма его меня восхитила и очаровала, но я вовсе не был уверен, что мне удастся извлечь какую-либо выгоду из этого мудреного сочинения. Вся затея представлялась мне слишком ненадежной, и я утратил к ней интерес.

И лишь несколько месяцев спустя благодаря случаю ко мне внезапно вернулось желание углубиться в эту тайну.

То было утром лета 1358 года. Я, как это часто бывало, шел по Левому берегу, чтобы отнести в университет какой-то документ, и вдруг меня поразило, как скоро завершились последние работы в соборе Парижской Богоматери.

Видя каменщиков, которые расчищали стройку и разбирали леса, я остановился, чтобы полюбоваться делом их рук.

Я всегда очень любил камень и восхищался трудом каменщиков. В 1389–1407 году по моему заказу были возведены аркады на кладбище Невинных, и я не раз следил за тем, как подновлялись дома, приобретенные нами с Пернеллой.

Словом, поздравив строителей, я было собрался уходить, когда мне вспомнилось одно место из заданной Вилларом загадки. Там были слова, на которые я в свое время не обратил особого внимания, но теперь они наполнились для меня смыслом.

При помощи букв на древней астролябии Виллар зашифровал таинственную фразу, состоящую из трех групп по шесть букв в каждой. Разгадав шараду, я получил ответ: «Церковь Центр Лютеция».

Теперь, когда эта церковь лежала передо мной как на ладони, мне открылось очевидное. Он конечно же говорил о нашем великолепном соборе Парижской Богоматери. Я даже разозлился на себя за то, что прежде мне это не приходило в голову.