Спустя четверть часа он въехал на автостоянку Лионского вокзала. Припарковав машину рядом с лифтами, он подхватил рюкзак, поднялся на нулевой уровень и зашел в зал, где продавались билеты на южное направление.
Там, как и всегда в это время дня, толпился народ. Прибывшие пассажиры улыбались встречающим, спешили наружу, чтобы выкурить сигарету, которую не имели права зажечь во время всего пути. Уезжающие взволнованно толпились вокруг табло, чертыхаясь, когда сразу не удавалось найти номер платформы, с которой уходил их поезд. Опаздывающие пытались бежать, таща за собой чемоданы на колесиках, зеваки слонялись у киосков с дешевыми газетами, бомжи, не поднимая глаз, робко тянули руки за редкими подачками, военные в камуфляже, держа на виду ручные пулеметы, шаркали ногами точно так же, как та самая шпана, которую они, видимо, и намеревались устрашить. В расстегнутой рубашке, склонив голову, Ари пробивался сквозь море сухого и жаркого воздуха. Камера хранения была рядом, направо, сразу за запасным выходом, который охраняли двое полицейских в форме.
Кшиштоф подробно объяснил ему, где спрятал атташе-кейс: в дальнем углу автоматической камеры хранения, ячейка номер 83, код 1972. Запомнить проще простого: год выхода «Machine Head», который оба они считали лучшим альбомом «Deep Purple».
Сначала выбор Залевски удивил Ари. Железнодорожная камера хранения — это что-то устаревшее и не слишком надежное. Но поляк убедил его, что как раз надежнее ничего не придумаешь: о современных камерах хранения нельзя судить по старым черно-белым фильмам, они защищены почти так же хорошо, как аэропорт. Ячейки невозможно вскрыть, не зная кода, разве что с помощью сложных приборов, которые незаметно на вокзал не пронесешь. К тому же, хотя бы на какое-то время, это место нельзя связать ни с одним из них.
У входа в камеру Ари поставил свой рюкзак на ленту конвейера и под пресыщенным взглядом двух охранников прошел рамку металлоискателя. Миновал ряды дверец из белого металла. Отыскав ячейку номер 83, оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что за ним не следят. Сзади не было ни души. Он ввел четыре цифры кода. С громким щелчком замок открылся.
Маккензи заглянул в сейф. Когда внутрь проник свет, он вытаращил глаза: ячейка была пуста.
Каролина Левин рухнула на колени и, опираясь руками о землю, испустила вопль гнева и отчаяния.
Весь вечер она кружила вокруг их стоянки и звала мужа, но все понапрасну. Сначала она подумала, что он просто потерял счет времени и все еще ищет для них еду. Но шли часы, и ее тревога все возрастала. Когда небо потемнело, она была уже уверена, что с ним что-то случилось. Что-то серьезное. Эрик не мог ее бросить.
Под сводом деревьев, сквозь который не проникал лунный свет, было уже темным-темно, а батарейка электрического фонарика почти выдохлась. Каролине пришлось признать очевидное: продолжать поиски бесполезно, лучше всего вернуться туда, где несколько часов назад она рассталась с Эриком. Но она не могла заставить себя прекратить поиски. Вернее, она уже не могла принимать решения. Она перебрала тысячу возможностей — одна кошмарней другой.
Теперь страх захватил ее целиком. Ее пугала не только внезапно обретшая форму мысль, что она никогда не увидит Эрика, но и первобытный ужас оттого, что придется ночевать посреди бескрайних джунглей. Без света. В полном одиночестве.
Ее пальцы судорожно сжались, ногти впились в землю, словно там она могла обрести опору, чтобы не сломаться. Вскоре по щекам потекли слезы, слезы страха и смирения. Но она не должна сдаваться. Если бы Эрик был с ней, он бы заставил ее распрямиться и идти дальше. Ей нельзя оставаться здесь, надо вернуться обратно немедленно, пока не погас фонарик.
Сейчас же.
Каролина вытерла рукавом слезы и медленно поднялась. Она вся дрожала. Набрав в легкие воздуха, она отправилась в путь, пошатываясь и стиснув зубы. Фонарик едва светил. Она продвигалась в полумраке, борясь с тревогой, осторожно ступая среди гигантских теней, которые отбрасывали деревья.
Немного поплутав, она вернулась к исходной точке. К выбранному ими месту стоянки. На какую-то секунду поверила, что найдет там Эрика, что он вернулся. Но нет. Там было пусто. Безнадежно пусто.
Оглушенная отчаянием, Каролина упала на ложе из листьев, устроенное ею пару часов назад.
Прошло несколько секунд, и ее охватила дрожь. Кое-что не давало ей покоя. Она знала, что надо потушить фонарик, чтобы сберечь на крайний случай те крохи энергии, которые еще оставались в батарейках. Так подсказывал рассудок. Но ее страшила мысль вновь оказаться в темноте одной. Это походило на отступничество. С громко бьющимся сердцем она все-таки нажала на выключатель.
И тут же утонула во тьме, еще более непроглядной, чем она могла вообразить. Внезапно ее захлестнула неодолимая волна паники. Мороз пробежал по спине. Не выдержав, она испустила крик и снова зажгла фонарик. К глазам подступили слезы, она принялась всхлипывать.
Прерывающимся голосом она снова прокричала имя мужа среди тяжкого безмолвия джунглей Амазонки. Но она уже не искала его, не ждала, что он откликнется. Это был стон. Вопль испуганной женщины, зовущей на помощь.
Ответом ей было лишь далекое хлопанье крыльев встревоженной хищной птицы.
А потом фонарик погас.
Мари Линч выключила мобильный и, подавленная, опустилась на скамейку в конце улицы Коленкур.
Вздыхая, она наблюдала за спектаклем, который разыгрывал перед ней Париж. Город был раздражающе оживлен, солнце палило нещадно, а прохожие глупо ухмылялись, одураченные уловками лета. Раскаленная столица напоминала декорации из папье-маше, а гуляки — плохих актеров из пошлой итальянской комедии.
Привычным движением Мари нашарила в кармане сигарету и зажала ее в зубах. Все запутывалось чем дальше, тем больше. Она уже практически ненавидела себя, возможно, почти так же, как ненавидела людей, которые использовали ее и на которых она продолжала работать.
Она закурила и, откинув голову, выдохнула дым, чтобы подпустить пару облачков на это слишком голубое небо.
Началось все очень просто. Однажды утром к ней в квартиру заявились агенты ССЦ. Без всякого сочувствия они выложили на стол копию ее медкарты, выписки из счетов, историю погашения кредитов, не забыли и список ее долгов и займов. С омерзительным цинизмом людей, из которых система вытравила последние проблески совести, они заявили: «Мадемуазель Линч, если вы хотите найти отца и выбраться из той финансовой выгребной ямы, в которой погрязли, вам придется работать на нас. Нам многое известно. Например, что у вас нет денег на необходимое вам лечение в клинике Дюмей… Но все поправимо».
Несомненно, именно таким гнусным способом секретные службы обычно вербуют своих «добровольных осведомителей», делая из них тайных агентов… Деньги. Вербовщики знают: кто угодно может до такой степени увязнуть в долгах, что забудет о своих принципах. Надежда вырваться из финансовой кабалы — лучшая из приманок. Ну а если ты вдобавок тяжело болен, а денег на лечение нет и в помине, ты становишься легкой добычей.