— А что могло его спасти?
Эдвард уже предчувствовал ответ.
— Знак повеления. Неужели ты еще не понял, что является знаком повеления? — Женщина рассмеялась. — А ведь почти с тех пор, как приехал в Рим, все время носишь его с собой.
— Медальон!
Женщина кивнула. Лицо ее сделалось серьезным.
— Брандани закончил медальон тридцать первого марта 1771 года, но не успел воспользоваться его силой, потому что как раз в этот день…
— Какой силой?
— Во власти медальона продлить человеку жизнь, если она слишком коротка, — как о чем-то самом обычном, сказала женщина и продолжала: — Именно в этот день музыкант Витали убил Брандани и украл этот медальон. — Глаза колдуньи потемнели… — И вот, когда Витали почувствовал, что конец его близок, он спрятал медальон.
— И Тальяферри тщетно искал его…
— Да, это так. Он знал, что медальон должен быть где-то рядом с площадью. Он даже нарисовал эту площадь, но не смог отыскать его. Художник скончался в ночь на тридцать первое марта. Сто лет назад.
— А как он умер?
— Его нашли в Тибре. Говорили, будто причиной послужило вино. Вот это вино.
Женщина сделала большой глоток и глубоко вздохнула.
— А… Лючия?
— Лючия? Она покончила с собой в мастерской на виа Маргутта. Но ей разрешено было продолжать поиски медальона. Потом.
— Ей разрешено было… Кем?
В глазах колдуньи отражалось пламя факелов.
— Зачем тебе знать об этом? Ты живешь в мире достоверностей. Ты не переходил за положенную черту. И тебе не дано этого. Лючия хотела отыскать знак повеления, чтобы разорвать проклятую цепь перевоплощений.
— Когда же она нашла его?
— Ты еще не родился тогда, в прошлом веке.
Множество вопросов роилось в голове Эдварда — вопросов, на которые не было ответов.
— Но Анкизи тоже искал медальон… А Лючия… была с ним заодно?
Женщина улыбнулась. У нее оказалась приятная, молодая улыбка.
— Лючия была кровными узами связана с Анкизи. Князь и его друзья пользовались этим, пытаясь через нее установить контакты с потусторонним миром. Но Лючия должна была передать медальон тебе, потому что именно тебе было предназначено найти его.
Эдвард налил себе немного вина. Ему необходимо было что-нибудь выпить.
— Этот медальон… Значит, это благодаря ему я спасся? Но где Лючия? Я обязан ей жизнью… мне бы так хотелось…
— Она не придет, — тихо сказала женщина, опуская голову. — Она никогда больше не придет.
— Я хотел бы возвратить ей медальон. — Эдвард протянул женщине маленькое золотое сердечко. Она взяла его, подержала на ладони и вернула:
— Знак повеления… Теперь это всего лишь медальон. Можешь оставить его себе. Сохрани на память о Лючии. Иди. Возвращайся в свою страну, к своей жизни.
Эдвард медленно встал, прошел через зал и начал подниматься по лестнице. Навстречу ему спускался человек с гитарой. Эдвард вспомнил его — он казался братом-близнецом хозяина этой старой таверны.
Эдвард вышел на улицу. А человек с гитарой приблизился к женщине и, наклонившись, ласково заговорил с ней:
— Уже поздно, Лючия.
— Да-да, уже очень поздно.
Факелы на стенах таверны стали гаснуть, и керосиновые лампы на столах тоже. И только огонь очага остался мерцать в глубине зала.
Человек прислонился к стене и тронул струны.
Сегодня время полнолунья.
Виденье, странница, колдунья,
О, кто б ты ни была, молю,
Не отвергай любовь мою.
Колокола звонят: динь-дон.
Пускай продлится этот сон.
Но сто колоколов в ответ
Сказали — нет.
И если я тебе не мил, —
Тот, кто всегда тебя любил, —
Молю, хотя бы до рассвета
Ты мне не говори про это.
Не отвергай любовь, молчи,
Свети мне, как луна в ночи.
Вчера, сегодня и всегда
Скажи мне — да.
Колокола звонят: динь-дон.
Пускай продлится этот сон.
Но сто колоколов в ответ
Сказали — нет.