Гаккет принялся рассеянно перебирать какие-то бумаги.
— Он выйдет из игры… только официально. Ты что-нибудь выудил из английского посла?
— Он хитер, но, мне кажется, не имеет к этому никакого отношения.
— А твоя подруга?
— Какая подруга?
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Сердечная подруга, Уэйн.
Уэйн прошел к креслу и уселся, положив ноги на письменный стол.
— А, моя бывшая… невеста?
— Так вы расстались?
Уэйн ответил равнодушным тоном:
— Она оставила меня.
Гаккет тоже расположился в кресле. Нашел коробку шоколадных конфет и предложил коллеге.
— Она увезла мебель, постельное белье, одежду. А также кое-какую деликатную информацию? — поинтересовался он.
— О нет. Только некоторые мелочи, создающие атмосферу.
— Вели возвратить, иначе понадобится адвокат, друг мой.
— Этим занимается Финкер в Лондоне.
— Думаешь, твоя красавица уже нашла укрытие на родине?
— Понятия не имею, — ответил Уэйн, роняя на пол пепел. — Зато мы скоро узнаем, работает ли она на разведку и как давно.
— Я хорошо знаю Суханова, у меня другое о нем представление, чем у тебя, наверное, более точное.
— Какое?
— Хаген не давал ему покоя. Слишком много знал. И потому он решил возвратить нам его мертвым, — ответил Гаккет. — Не исключаю, что это была его личная инициатива. Тогда было бы вполне понятно, почему, ничего не зная, так возмущается Москва. За мою сколь короткую, столь и неудачную карьеру я не встречал еще ни одного русского коллегу, который действовал бы без официального прикрытия.
Гаккет оставил сигару и положил в рот конфету.
— Меткое наблюдение. Нам нужно решить, Гаккет, кто этого хотел и кто это сделал — русские или англичане?
— Следовало бы выяснить, на кого работает, если жива, прекрасная Ванниш, — ответил Гаккет, жуя конфету. — Ты, знающий ее близко, что можешь сказать о ней? Ну-ка напрягись.
Уэйн тоже положил в рот конфету.
— Она довольно патриотично настроена. Непредсказуема и коварна, но только в постели. Если работает на русских, то лишь потому, что однажды ошиблась. Например, встретила русского в шарфе Оксфордского университета. — Он поднялся, потому что кто-то неожиданно постучал в дверь.
Вошел Меддокс с телексами в руках:
— Для мистера Гаккета.
Гаккет взял бумагу и принялся изучать ее, а Меддокс с расстроенным видом кисло улыбнулся Уэйну:
— Личное послание. — И передавая Гаккету второй телекс, добавил: — Управление хочет, чтобы вы немедленно переговорили с Сухановым. Это подробные инструкции.
— Что будем делать с Рудинским? — поинтересовался Уэйн.
Не прерывая чтения, Гаккет ответил:
— Вытряхни из него все, что можно, сломай и выверни наизнанку, как носок.
— Уже сделано и с особой тщательностью. Я проверил его рассказ во всех деталях. Все верно. Я ему весьма не по душе, но он сотрудничает.
— Охотно? — спросил Гаккет, кладя бумаги в карман.
— Чокнутый. Но так или иначе направил нас по следам Ванниш.
— Позволите? — Меддокс взял конфету.
— На свой страх и риск, — ответил Уэйн.
— Кстати, по поводу графа Рудинского. Я мог бы кое-что подсказать, — осторожно заметил Меддокс, не реагируя на иронию.
Гаккет повернулся к Уэйну:
— У этого юного умника есть свои идеи?
— Была одна неплохая мысль, как избавиться от прыщей, — пояснил Уэйн.
Гаккет посмотрел на обезображенные щеки Меддокса.
— И помогло?
— Сам видишь.
Гаккет улыбнулся Меддоксу:
— Придется тебе, парень, ограничить поле деятельности шифрами.
— Согласен, мистер Гаккет. — Он осмотрел конфету, которую держал в руках, поколебался и положил в коробку.
Вздохнув, Гаккет встал:
— Ладно, друзья. Рудинский — это потом. Сейчас надо заняться Сухановым. — И, жестом попрощавшись, вышел из комнаты.
Люк советского самолета открылся, и появилась коренастая фигура Суханова в форме полковника КГБ. Он стал уверенно спускаться по трапу. Внизу его встретил Гаккет, за которым немного поодаль стоял Танкреди. Все трое обменялись чем-то вроде поспешного военного приветствия.
Суханов огляделся и обратился к Гаккету:
— Вижу, ты убрал своих вооруженных людей.
— Вижу, ты покинул свое убежище, но оставил при себе пистолет.
— Хочу надеяться, ты оставляешь за мной право носить оружие.
— Конечно. Ты же офицер.
Тут в разговор вмешался Танкреди. Он решительно заявил Суханову:
— Начиная с этого момента, я не вижу здесь других офицеров, кроме себя, а я в штатском… Не вижу, полковник, вас, не вижу вашего самолета. И буду вам благодарен, если вы, не существуя, все же обойдетесь без военной формы.
— Я дам тебе гражданскую одежду, — предложил Гаккет Суханову.
— Нет нужды. Об этом позаботится мое посольство. Я заложник особого типа, со свободой передвижения, не так ли?
— При сопровождении.
И они направились к джипу Танкреди. Тем временем машины, которые блокировали советский самолет, начали отъезжать от него.
Суханов обратился к Гаккету:
— Поскольку нам предстоит сотрудничать в этом расследовании, хотелось бы понять, что удалось выяснить на настоящий момент.
— У меня сложилось впечатление, что тебе об этом известно больше, чем мне, — ответил Гаккет.
— Но я ведь был заперт в самолете, — усмехнулся Суханов.
— Блестящее начало! — заметил Танкреди. — Каждый из вас убежден, что за срыв обмена отвечает другой.
Гаккет обернулся к Суханову с широкой улыбкой:
— Мне кажется, это очевидно.
— И мне тоже, — с такой же улыбкой ответил Суханов американскому коллеге.
— Это парадоксально, что ваши правительства заставляют вас вместе искать правду, — заметил Танкреди.
— Один из двоих выдаст себя, — объяснил Гаккет.
— Или, возможно, отыщем какую-то третью правду, — улыбнулся Суханов.
— Имей в виду, пока не найдем, не вернешься на свою подмосковную дачу.
Снисходительно улыбаясь, Суханов хотел было что-то ответить, но помешал резкий свист — советский самолет включил один за другим все двигатели.
Все трое сели в джип, и машина быстро проехала к началу взлетной полосы. Гаккет взял с заднего сиденья папку, достал из нее фотоснимки и передал Суханову.