— Будем надеяться, что ужина не придется долго ждать, - сказал Джеймс, подмигнув хирургу, которого повергала в отчаяние любая пропущенная трапеза.
— Даже если мы скверно поужинаем, вероятно, Линггир поужинает еще хуже, - заверил Кримбл, а раджа послал за шампанским из своих запасов.
Но не все вылазки были столь же смехотворными, и начало года омрачилось набегами скрангских пиратов на прибрежные деревни. Джеймс злился и терял уверенность.
В апреле фрегат «Риск» совершал разведывательное плавание к Брунею. Севшее на мель судно ждало прилива, как вдруг наблюдатель сообщил о туземной лодке с зовущим на помощь человеком. Капитан Эджертон увидел в подзорную трубу юношу, который, управляя лодкой с изображением глаза на носу, явно пытался подплыть к фрегату. То был Джаспар. Когда его подняли на борт, он бросился к ногам Эджертона, умоляя повернуть назад: Белого раджу предали! Нужно немедленно вернуться в Кучинг. Пока снявшийся с мели фрегат шел к Сараваку, Джаспар рассказал все, что знал. В офицерской кают-компании, под качавшейся со скрипом лампой, он живописал перед ошеломленными англичанами ужасы резни и показал снятое Бедруддином со своей окровавленной руки кольцо.
Весть о государственном перевороте потрясла Джеймса до глубины души. Он корил себя за то, что не предотвратил драму, твердил, что ничто не предвещало измены Омара Али, и обвинял руководство Сетлментса, вопреки его совету, не оставившее наблюдательного судна. Джеймс настойчиво просил малаккское правительство прислать корабль, способный поддерживать порядок на побережье в ожидании решения сэра Томаса Кокрейна - командовавшего Дальневосточным флотом адмирала. Открытое нападение Брунея на Са-равак теоретически было возможно, и все знали, что султан отправил своих эмиссаров выведать, как ликвидировать Белого раджу. Эта новость, конечно, лила воду на его мельницу и оправдывала превентивное нападение, однако, согласно международному праву и брунейским условиям его применения, уничтожение Хассима и его сторонников являлось внутренним делом независимой страны. Такое положение вещей исключало всякое иностранное вмешательство - по крайней мере, по мнению сэра Томаса Кокрейна, человека весьма рассудительного. Со своей стороны, Джеймс настаивал, что мятежников следует проучить. В конце концов, стремившийся ничего не упустить и в то же время не торопиться Кокрейн согласился патрулировать берега Саравака. Сам он командовал флагманским судном «Аженкур» в сопровождении флота, к которому присоединился и «Роялист» раджи.
— Этой демонстрацией силы мы намерены прежде всего воспрепятствовать пропаганде Омара Али и потрясти умы, - пояснил адмирал и поднес к губам рюмку виски, из-за своей страшной близорукости не заметив утонувшего в ней таракана.
— У в... - начал было Джеймс, скромно показав на рюмку.
— Ваши агенты, мистер Брук, сообщили, что султан мобилизует союзников, но уверены ли вы...
— Простите, сэр, у вас...
— ...что их наблюдения обоснованны?
В ожидании ответа сэр Томас Кокрейн сделал еще один небольшой глоток, и, наткнувшись губами на инородное тело, схватил его пальцами, поднес к глазам и выбросил, а затем велел принести новую рюмку. Подумаешь, невидаль.
— Кроме того, - продолжал Джеймс, - Омар Али приказал своим подданным возвести серьезные укрепления. Мы также знаем, что артиллерия состоит из множества батарей - знаменитые брунейские пушки - и что на службе в армии сейчас числится более пяти тысяч человек.
Адмирал поднял рюмку к глазам, дабы убедиться, что туда не попал какой-нибудь мусор.
— Мы нанесем простой контрольный визит в устье реки Бруней.
«Если уж он почуял запах пороха, то на полпути не остановится», - подумал Джеймс. Он знал о бурном прошлом старого шотландца, который, уйдя из флота после какого-то скандала, сражался за независимость Бразилии и Греции. Вернувшись в британские военно-морские силы, он стал автором секретного военного плана по уничтожению вражеских флотов и береговой защите.
— По виду и не скажешь, что знать.
— А должно быть видно?.. Взять, к примеру, сэра Томаса: он ведь тоже из знати, а больше похож на школьного учителя, да вдобавок и выпить не дурак.
— То совсем другое дело. А по этим должно быть видно. Я встречал знать на Яве. Что твои куколки, говорю тебе... Этим не чета ...
Марсовый выплюнул табак, второй матрос ничего не ответил, и оба продолжили наблюдать за роскошно одетыми особами, что приближались к лодке с царскими знаками отличия, готовившейся пристать к «Аженкуру». В этот ранний час над брунейским рейдом, где стоял на якоре английский флот, веял теплый ветерок. Поднявшиеся на борт трое эмиссаров передали Джеймсу послание неграмотного султана. Мистер Брук не должен обращать внимания на слухи. Если он согласится нанести визит его высочеству, пусть приблизится лишь с двумя маленькими лодками: проходить мимо батарей не позволяется ни одному другому судну. Джеймс быстро и небрежно сложил письмо - так снимают кожуру с банана. Слишком грубая хитрость. Речь у трех «дворян» плебейская, а их происхождение выдают ногти. Эти переодетые домашние слуги поначалу горячо, но все же неуверенно отпирались. Хотя их и разоблачили, сам поступок оставался оскорбительным надувательством. Возмущенный сэр Томас решил подняться по реке вместе со всем своим флотом.
У первой же излучины эскадра оказалась зажатой между размещенными со стратегическим расчетом огромными батареями. Едва англичане приблизились на тысячу ярдов, по ним открыли огонь.
— Хорошие пушки, да никудышные артиллеристы, - со смехом сказал Джеймс.
Поскольку неприятель целился слишком высоко, все снаряды падали позади кораблей. Британские орудия отвечали гораздо точнее, на берег неожиданно высадились bluejackets и redcoats, и растерявшийся враг, оставив оружие, бежал. Сам же Хаджи Семан проявил упрямство. Он возвел вдоль реки батарею, которую считал непобедимой, и, как только флот приблизился, открыл огонь по большим колесным фрегатам.
Люди не слышали друг друга из-за грохота канонады и ничего не видели за тучами пороха и дыма. Казалось, море вскипело. Ядра нанесли ущерб английскому флоту, и крушение «Флегетона» было, пожалуй, эффектным: на плаву от него остался лишь разделенный на отсеки остов. Стоявший на палубе «Аженкура» властный близорукий адмирал управлял хаосом, решая все вопросы с уверенностью Юпитера. Время от времени матрос подливал ему спиртного, которое в просторечии зовется «сиропом». Находившийся на борту «Роялиста» Джеймс хмелел от сражения, но волновался за свой корабль: одежда порвалась, волосы слиплись от пота, однако он готов был на все. Тем не менее, продвигаясь сквозь шквал артиллерийской стрельбы, британские войска сломили сопротивление и захватили тридцать девять пушек. Девятнадцать из них были отлиты из латуни в Брунее, но попадались и крупные испанские бомбарды тридцатого и сорокового калибра - изобилующие барочными украшениями причудливые машины смерти.
Джеймса вполне устраивало, что султан нарушил свой долг: его преступления оправдывали отмену ежегодного налога. После долгого хныканья и переговоров Омару Али пришлось-таки публично покаяться. Он должен был пасть ниц на могилах своих жертв и - что гораздо щекотливее - продиктовать, а затем добровольно подписать письмо к ее величеству с извинениями за то, что осмелился открыть стрельбу по ее знамени. В Брунее остались два фрегата, и англичане предупредили, что дальнейшие взаимоотношения будут зависеть от поведения его высочества. После умело инсценированной угрозы новой британской атаки Омар Али, разумеется, стал сговорчивее. Он подтвердил права Джеймса Брука на Саравак и уступил ему горнопромышленную монополию на обширную территорию. Можно было предвидеть, что особого труда не составит и передача Лабуана. В итоге раджа записал дворцовый переворот в свой актив, и хотя убийство его союзников вначале, похоже, навредило его репутации, она с лихвой восстановилась после победы над Омаром Али. Теперь Белый раджа как никогда стремился закрепить в глазах британского правительства эту репутацию.