– А у нас в сене случай был, – сказал художник. – Мышь из стога вылезла и на Аню уставилась.
– Я чуть не умерла, – весело призналась Аня. – Своей квартиры у нас не было, жили с моей мамой, а у той слух! Чуть что, со своего дивана нам кричала: «Дети, дети, чего возитесь на раскладушке, спите, завтра на работу опоздаете. Аня, у тебя диатез? Перестань чесаться! Никита, не охай! Вы заболели?»
– Раз никто не желает меня принимать в свою компанию, пойду одна погуляю, – гневно воскликнула Алина. – Ни в какие «омолодители» я не верю, глупостями не занимаюсь, пособираю лучше цветы! А вы можете трахаться, копать землю, рыть траншеи, семь футов всем под килем! Назад вернусь сама! Чао!
Бортникова исчезла в кустах. Василий Олегович зацокал языком и повернулся к нам:
– Ребята, простите, у Али отвратительный характер.
Аня решила добавить к черному образу Бортниковой немного белой краски:
– Однако она один из лучших диетологов Москвы.
– Ерунда, – засмеялся Юра. – Над молодоженами принято подтрунивать.
– Значит, вперед, – скомандовал Самойлов. – Сверим часы. Сейчас полдень. В три встречаемся на обеде. Назад дорогу найдете?
Все закивали и разошлись.
– Мы с тобой не женаты, – сказала я.
Юрасик наклонился над травой.
– Видела когда-нибудь пустое гнездо? Смотри, как искусно сделано!
– Меня вполне устраивают отношения вне брака, – вела я свою партию.
– Живем вместе, значит, мы семья, – заявил Юра. – Как только ты захочешь сходить в загс, свистни.
– Так предложение не делают, – возмутилась я, – «свистит» мужская половина пары, предлагая руку и сердце.
– Понял, – кивнул Шумаков. – Прости, я плохо воспитан. О! Жаба!
Я подпрыгнула:
– Где?
– Уже ускакала, – с самым честным видом солгал спутник. – А ты лягушек боишься?
Мирно беседуя о пустяках, мы походили по лесу, посидели на поваленном дереве, а потом вернулись на теплоход. Никакого «омолодителя», естественно, мы не искали, просто размяли косточки и ровно в три часа вошли в столовую. К нашему удивлению, члены других поисковых отрядов уже восседали на своих местах.
– Как успехи? – спросил Самойлов. – У нас ноль целых и зеро десятых.
Манана положила Тине на тарелку салат.
– Тоже пусто, – ответил Юра.
– Где? – звонко спросила девушка. – Здесь не пусто! Мама! Я хочу котлет! Мама! Не люблю листья! Фу, они горькие! Мама! Дай хлеба с маслом!
Манана неожиданно заплакала и выбежала из столовой.
– Мама заболела! – испугалась Тина. – Мама! Где мама! Хочу к маме-е-е!
Катя бросила быстрый взгляд на Свету. Та правильно поняла хозяйку приюта, встала, подошла к рыдающей Тине и шепнула той что-то на ухо. Слезы на лице девушки высохли.
– Да, да, – закивала она, – да.
Света взяла Тину за руку:
– Тогда пойдем.
Когда они удалились, Катя сказала:
– Манана, наверное, не один год потратила, таская Тину по врачам.
– Разве можно ее вылечить? – вздохнула Аня. – Горе на всю жизнь!
– Верно, – согласилась Катерина, – но в материнском сердце всегда живет надежда. У нас есть соседка, у той похожая ситуация с сыном. Когда официальная медицина от мальчика отказалась, семья связалась с шарлатанами, те столько денег из них выкачали…
– Сволочи, – поморщился Юра.
Никита отложил вилку.
– У наших знакомых дочь умирала, так налетели целители с экстрасенсами. Спасибо, Аня горой встала, настояла на лечении в больнице. Девочку спасли, но не у всех моя жена в подругах.
– Нервы у Мананы ни к черту, – заметила Аня.
Дверь в столовую скрипнула, пиар-директор вернулась к трапезе, за ней шли Светлана и Тина.
– Я забыла лекарство проглотить, его перед едой пить положено, – поспешила оправдаться Манана.
– Таблетки возымеют эффект лишь при соблюдении правил приема, – подхватила Аня. – Передайте мне рыбу.
– Очень вкусная окрошка, – похвалил Юра. – Квас как домашний.
– Вика обожает холодные супы, – вздохнул Леня.
– Как она себя чувствует? – осведомилась Катя.
Зарецкий положил ложку в тарелку.
– Разбила нос, под глазами синяки, выглядит ужасно, выходить из каюты отказывается.
– Катастрофа! – всплеснула руками Катя.
– Ничего страшного, – поторопился успокоить ее Леонид. – Но Вика очень переживает из-за внешности, для нее красота крайне важна. Думаю, будет лучше, если я отнесу ей еду в спальню.
Самойлов поманил пальцем Антона:
– Официант!
– Нет, я сам, Вика не желает видеть посторонних, – забеспокоился Леонид.
Аня поддержала его:
– Расквась я нос, тоже бы в каюте заперлась.
– Ты не такая дура, – воскликнул Никита. – Эка важность – бланш! Пройдет.
Леонид нахмурился:
– Вика перфекционистка, ей необходимо быть прекрасной каждую минуту. На мой взгляд, это намного лучше, чем начисто забыть о своем лице, фигуре и превратиться в тумбу!
Зарецкий явно хотел уязвить Никиту, дать понять художнику, что его жена не отличается привлекательностью. Но Никита пропустил отравленную стрелу мимо, Аня же спокойно доела кусок хлеба, щедро сдобренный маслом, и нанесла ответный удар:
– Синяки долго держатся, в особенности на лице! Этак Вика и по приезде в Москву откажется покинуть теплоход! Вам придется здесь поселиться.
Никита радостно заржал. Леонид не донес до рта ломтик мяса, уронил его на тарелку.
– О господи!
– Что такое? – встревожилась Катя.
– А ведь и вправду Вика может в каюте запереться! – взвизгнул Зарецкий. – Она такая! Зимой мы собрались в ночной клуб…
– Куда? – с невероятным изумлением перебил его Самойлов.