– Сейчас схожу в местную кладовку, – предложила я, – поищу там растворитель, на корабле он непременно есть, здесь полно крашеных деталей.
– Угу, – пробормотал Юра и плюхнулся на матрас, – возьму пока твою подушку.
Я, уже в который раз за эту беспокойную ночь, вышла в коридор и на цыпочках отправилась в ту часть теплохода, где располагались на нижнем уровне спальни команды. Помню, официант Антон выходил из двери в самом конце узкого коридора с бутылкой чистящего средства для серебра в руках.
Темно-коричневые полированные двери закончились, красивая синяя дорожка с рисунком, завернув за угол, сменилась дешевым ковровым покрытием экономичного серого цвета. Я остановилась около створки и, не колеблясь, дернула ее, ожидая увидеть небольшую каморку с вениками, швабрами, ведрами и бытовой химией. Но перед глазами возникла небольшая кровать, привинченная к стене, и подобие крохотной тумбочки.
– Пожалуйста, – умоляюще сказал тонкий голосок. – Я не виновата! Она сама все придумала! Я ничего не знала! Поверьте!
Маленькая щуплая девушка, до подбородка закутанная в одеяло, заплакала так горько и безнадежно, что я испугалась, вошла, захлопнула дверь, села на жесткую постель и хотела погладить Светлану по голове.
Воспитанница Кати отпрянула в сторону и стукнулась о стену каюты, которая была мала даже для кошки.
– Плиз, плиз, плиз, – частила она. – Екатерина Максимовна, поверьте! Разве я могу вас обмануть? Ничего я не знала о Лизкиных планах!
Лишь услышав имя Самойловой, я сообразила: девочка находится в состоянии шока, неудивительно, что ее нервная система дала сбой. Обе подруги, Ирина и Лиза, в морге. Светлана не знает о смерти воспитанниц, но ее, наверное, испугало сообщение о карантине. Бедная девочка, о ней все забыли, никто не позаботился о сироте. Однако Катя не столь уж и милосердна: взяла ребенка на прогулку по реке и абсолютно им не занимается.
Я попыталась обнять Свету.
– Тише, милая, все хорошо!
Но девочку затрясло, как мышь, попавшую в грозу, она натянула одеяло на голову и зашептала:
– Екатерина Максимовна, я не Лиза! Я на такое не способна! Я в первую очередь вас люблю! Вы для меня мать родная! Честное слово! И Василия Олеговича обожаю! Но вас больше!
Я осторожно погладила ее сквозь тонкую байку.
– Сделай одолжение, сбрось одеяло и объясни мне, почему ты нервничаешь. Может, я тебе помочь смогу?
Край застиранного старомодного пододеяльника с большим круглым вырезом посередине приподнялся.
– Вы кто? – донеслось из норки.
– Виола Тараканова, – представилась я, – подруга Юры Шумакова.
– Не Екатерина Максимовна? – допытывался испуганный голосок.
– Конечно, нет, – терпеливо уточнила я.
Светлана села.
– Вы писательница! Вас еще как-то по-другому называли в столовой.
– Арина Виолова. Но это не настоящее имя, а псевдоним.
– Что? – не поняла Света.
– Псевдоним, – повторила я непонятное ей слово. – Иногда литераторы ставят на обложках книг выдуманные фамилии.
– Вспомнила, – кивнула Светлана. – Пока вы не приехали, мы сидели на палубе в шезлонгах. Женщина, у которой дочка психическая, сказала: «У нас здесь скоро появится звезда, Арина Виолова, ее даже члены правительства читают». А Екатерина Максимовна ответила: «Отрадно узнать, что наши министры грамотные люди, но если они увлекаются Виоловой, понятно, по какой причине в России постоянный кавардак. Убогие книжонки обожают только нищие духом».
– Очень мило, – сказала я. – Екатерина Максимовна, похоже, редкая лицемерка. В глаза хвалит, а за спиной говорит пакости.
Светлана схватила меня за руку.
– Вы знакомы с президентом?
– Нет, – засмеялась я, – не имела чести.
– Жаль, – пригорюнилась Света. – У меня к нему просьба есть, он один способен мне помочь.
– У тебя проблема? Если хочешь, можешь мне все рассказать, вероятно, для ее решения глава государства не понадобится, – серьезно сказала я. – Что стряслось?
Света сложила тонкие, почти прозрачные руки поверх одеяла.
– Вы дружите с Екатериной Максимовной?
– Увидела ее на теплоходе впервые, она производит приятное впечатление, – дипломатично ответила я. – Занимается благотворительностью, основала приют, где ты живешь. Не всякая богатая дама станет тратить время и средства на чужих детей, основное большинство предпочитает бегать по тусовкам и изображать из себя меценаток на светских мероприятиях. Довольно часто глянцевые журналы устраивают акции что-то типа «нарисуй свой портрет». Селебретис хватаются за кисти с красками, малюют картины, а потом позируют около них, улыбаясь фотографам. В результате у журналистов появляется очередной повод для статей, борзописцы довольны. Звезды и светские персонажи продемонстрировали себя с лучшей стороны, увидели свое изображение в прессе и тоже испытали положительные эмоции: приятно чувствовать себя благодетелем, чья физиономия красуется на обложке. Ужасные картины певиц и телеведущих покупают их мужья или спонсоры. В недоумении остаются лишь те, кому обещали передать крупные суммы: деньги так и не добрались до адресатов, растаяли по дороге от аукциона до приюта в тридесятой области тридевятого района. Обычно получается именно так. А Катя реально помогает сиротам, она хороший человек.
– Ага, – еле слышно сказала Света. – Самойлова супер, а мы, воспитанники, нищие, кое-кто даже настоящей своей фамилии не знает!
– Человек не выбирает родителей, – вздохнула я. – Это как выигрыш в лотерее: кому машина, а кому шариковая ручка. Любой может подняться из пропасти к вершине.
– Слышала это уже, – сердито отмахнулась Света. – «Дети, учитесь хорошо, тогда получите шанс поступить в институт и перед вами откроется весь мир».
Я погладила ее по голове.
– Вероятно, сейчас подобные речи кажутся тебе идиотскими, но пройдет лет десять, и ты поймешь: есть время разбрасывать камни – и есть время их собирать. До двадцати пяти тебе придется упорно набираться знаний, и только потом потраченные усилия начнут оправдываться.
– Хорошо вам болтать! – фыркнула Света. – Небось родились в богатенькой семье, папа с мамой в рот доченьке ложки с икрой запихивали, дорогу вымостили: школа – институт. Деньги лопатой гребете!