— Как ты мог в этом усомниться?
— Да я и не сомневался, — смутился Ромул. — Просто… Ну, если бы все зависело от тебя, что бы ты сделал?
— Я бы увез тебя с собой.
— Куда?
— В Британию. На мою родину. Там чудесно, правда! Самые зеленые в мире острова, и прекрасные города, и плодородные поля… и величественные леса с гигантскими дубами, березами и кленами. В это время года они вздымают к небу голые ветви, словно великаны, что-то просящие у звезд… На обширных лугах пасутся стада овец и коров; тут и там можно увидеть грандиозные сооружения — каменные круги или стоячие камни, означающие тайну и загадку, мистерию, в которую посвящены лишь немногие служители наших древних богов — друидов.
— Я знаю, кто это такие. Я читал о них в De Beloo Gallico Юлия Цезаря. Ты поэтому носишь ту веточку омелы на шее, да, Амброзии? Потому что ты друид?
— Я кое-что почерпнул из их древней мудрости, да
— И ты все равно веришь в нашего единого Бога?
— Богов множество, Цезарь. Вот только пути, которыми люди к ним приходят, разные.
— Но в своей тетради ты описываешь Британию как неспокойную землю. Там тоже свирепствуют варвары, разве не так?
— Верно. Великая стена больше не удерживает их.
— Неужели в этом мире вообще нет мира? Неужели нет такого места, где мы могли бы жить спокойно?
— Мир следует завоевывать, поскольку это самая большая драгоценность из всего, чем только может обладать человек. А теперь отдыхай, сынок. Господь вдохновит нас, когда наступит подходящий момент. Я в этом уверен.
Ромул не ответил. Он свернулся клубочком, прислушиваясь к монотонному уханью совы, эхом разносившемуся по горам, — пока на него, наконец, не навалилась такая усталость, что глаза закрылись сами собой.
Звезды неторопливо шествовали по небу, холодный северный ветер очистил воздух. Костер вдруг вспыхнул ослепительным белым пламенем, а потом почти сразу угас. Лишь бледное свечение углей виднелось теперь в густой горной тьме.
В середине ночи Аврелий сменил Деметра, а Ватрен занял место Оросия. Годы армейской жизни настолько приучили их к этому делу, что воины всегда просыпались в нужное время, как будто их умы даже во сне следили за движением звезд по небосклону. На рассвете, после скудного завтрака, отряд снова пустился в путь. Эвстатий позаботился о том, чтобы в седельных сумках оказалось кое-какое количество провизии: хлеб, оливки, сыр и два винных меха. Не пустых, конечно. Амброзин собрал все свои сокровища, которые на ночь разложил на просушку возле костра, и снова уложил в мешок. Ромул свернул и связал свое одеяло с ловкостью и сноровкой настоящего солдата. Ливия как раз в этот момент проходила мимо, ведя в поводу свою лошадь.
— У тебя отлично получается, — заметила она — Где ты этому научился?
— У меня целых два года был военный наставник, один офицер из личной охраны моего отца. Он умер в ту ночь, когда варвары напали на нашу виллу в Пласенте. Ему отрубили голову.
— Хочешь скакать со мной сегодня? — спросила Ливия, поправляя мундштук своей лошадки.
— Нет, это все неважно, — ответил Ромул. — Я не хочу никому мешать.
— Я была бы рада, если бы ты поехал со мной, — продолжала настаивать девушка.
Ромул заколебался на мгновение-другое.
— Ну хорошо, но только если мы не будем говорить о Константинополе и вообще обо всем этом.
— Отлично, — кивнула Ливия. — Никаких Константинополей.
— Но сначала я должен сказать Амброзину. Я не хочу его обижать.
— Я подожду.
Через несколько мгновений Ромул вернулся.
— Амброзин сказал, все в порядке, но только чтобы мы не скакали слишком быстро.
Ливия улыбнулась.
— Давай, запрыгивай, — предложила она, показывая мальчику место впереди себя.
Отряд двинулся к перевалу, издали выглядевшему как седло, застрявшее между двумя снежными вершинами.
— Там, должно быть, холодно, — заметил Ромул. — И мы туда доберемся как раз к вечеру.
— Верно, но потом мы начнем спускаться к Адриатике, моему морю. Мы еще увидим последние стада овец — их сейчас перегоняют на зиму в долины, на нижние пастбища. И там могут быть новорожденные ягнята. Тебе они нравятся?
— Пожалуй, да. И я кое-что знаю о разведении овец. И еще я разбираюсь в земледелии и скрещивании сельскохозяйственных животных. Я читал Клумела, Варрона, Катулла и Плиния. Я на практике учился пчеловодству и знаю разные способы обрезки и прививки фруктовых деревьев и виноградных лоз, и как делать вино из сусла…
— Совсем как римляне прежних времен.
— Да, вот только я напрасно учился всему этому. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь пришлось использовать мои знания. Мое будущее от меня не зависит.
Ливия промолчала в ответ на эти слова, и это выглядело почти как упрек. Через некоторое время Ромул заговорил снова:
— Ты — возлюбленная Аврелия?
— Нет.
— А тебе бы хотелось ею стать?
— Думаю, тебя это не касается. А ты знаешь, что это именно я спасла его в ту ночь, когда он пытался освободить тебя в Равенне? У него была ужасная рана в плече
— Я знаю. Я был с ним рядом, когда его ранили. Но ты при всем том не стала его подругой.
— Нет, не стала. Мы просто объединились для выполнения этой миссии.
—А потом что будет?
— Полагаю, каждый из нас отправится своей дорогой.
— О!
— Разочарован?
— Мне казалось, меня это не касается, ведь так?
— Верно, не касается.
Следующие две-три мили они проехали молча. Ромул коротал время, рассматривая окрестности этой почти не населенной земли. Она выглядела прекрасной. Отряд проехал мимо прозрачного озера, в котором отражалось чистое голубое небо. Небольшое стадо диких свиней, рывшихся в земле на опушке леса, умчалось в панике, завидев отряд. Огромный красный олень поднял на мгновение голову, величественно замер на фоне заходящего солнца — и исчез без единого звука.
— А, правда, что ты это делаешь только ради денег? — внезапно спросил Ромул.
— Мы получим вознаграждение, как получает его любой солдат, служащий своей стране, но это не значит, что деньги — единственная наша цель.
— Тогда почему ты?..
— Потому что мы римляне, а ты — наш император.
Ромул замолчал. Ветер усилился, холодный северо-восточный ветер, долетавший с укрытых снегами апеннинских вершин. Ливия почувствовала, как мальчик содрогнулся, и обняла его. Он сначала напрягся, но потом позволил себе прижаться к ее теплому телу. И закрыл глаза, думая, что, наверное, он мог бы снова стать счастливым.