Александр не ответил, а лишь посмотрел на нее полными отчаяния глазами.
— Значит, для тебя так важно завоевать другие земли? Тебе мало тех, которыми ты уже владеешь? Думаешь, что обретешь счастье, господствуя над другими местами, другими городами, другими богатствами? О Александрос, скажи мне, чего ты ищешь за этой рекой! Скажи любящей тебя Роксане.
Царь издал долгий вздох.
— Мне было пять лет, когда я впервые убежал из дома моих родителей: я хотел добраться до гор, где живут боги. С тех пор мне всегда хотелось увидеть то, что кроется за горизонтом на востоке и на западе, за горами и долами, за светом и тьмой, за добром и злом — за всем.
Роксана покачала головой. Эти слова были слишком мудрены для нее, но она поняла его взгляд и уловила его тоску.
— Пошли, — сказала она. — Я и ты. Пойдем, посмотрим мир за этой рекой.
— Нет, — ответил Александр. — Не в этом моя судьба, не об этом говорили оракулы. Я не могу покинуть мое войско, отказаться от славы… Роксана, я хочу приблизиться как можно ближе к богам, хочу выйти за пределы времени, превзойти всех предшественников. Я не хочу кануть в забвение, когда спущусь в царство Аида.
Жена посмотрела на него потерянно: этот разговор был слишком труден для нее. Однако она чувствовала внутри мужа неодолимую силу, неутолимое желание. Он напоминал мальчика, бегущего к радуге, орла, летящего к солнцу. Она погладила его, нежно поцеловала в лоб, в глаза, в губы и проговорила на своем языке:
— Возьми меня с собой, Александрос, не оставляй меня никогда. Я не смогу жить без тебя.
И она не покидала его ни на минуту, а сидела в сторонке молча, ожидая его взгляда или слова, следя за каждым движением его век, за каждым исходящим из его уст вздохом. Но царь словно окаменел. Он замкнулся в своем непроницаемом мире, плененный мечтами и кошмарами.
Вечером третьего дня, перед заходом солнца, когда он сидел во мраке своего шатра, нечто неожиданное вдруг привлекло его внимание. Перед ним возник индийский мудрец и уставился на него черными глубокими глазами. Царь понял, что пришельца никто не видит: стража не остановила его, и даже Перитас не ощутил его присутствия — свернувшись клубком, пес дремал в углу.
Пришедший ничего не сказал, просто указал рукой на лагерь, но его жест источал грозную силу, которой было невозможно противостоять. Царь вышел и остолбенел: тысячи его солдат стояли вокруг его шатра, с красными глазами, со спутанными, свисавшими до плеч волосами, в изодранных одеждах, с печальным и тоскливым, но твердым взглядом ожидая от него ответа, и Александр, наконец, увидел их и понял. Он ощутил на себе все их страдания.
— Мне сказали, что вы не хотите идти дальше, — крикнул он. — Это правда?
Никто не ответил. Лишь глухое ворчание пробежало по рядам.
— Я знаю, что это неправда! Я знаю, что вы — лучшие солдаты в мире и никогда не пойдете против своего царя! И я решил идти вперед и вести вас дальше, но сначала хотел узнать волю богов и велел совершить жертвоприношения. К сожалению, знамения все время были против этого решения. Никто не смеет бросить вызов воле богов. И потому готовьтесь, воины! Готовьтесь, ибо настал час насладиться тем, что вы заслужили. Мы возвращаемся. Возвращаемся домой!
Не было ни оваций, ни радостных криков — лишь глубокий, глухой гул. Многие плакали безмолвно, и скупые слезы медленно стекали по их жестким бородам. Лица солдат исхудали за восемь лет битв, недосыпания, атак, холода и жары, снега и дождя. Они плакали оттого, что царь не разгневался на них; что он все еще любит их, как детей, и теперь ведет домой. Один ветеран вышел из строя и подошел к Александру:
— Спасибо, — проговорил он. — Спасибо, государь, за то, что ты позволил твоим солдатам победить тебя. Спасибо… Мы хотим, чтобы ты знал: что бы ни случилось, что бы нам ни уготовала судьба, мы никогда тебя не забудем.
Александр обнял его, а потом велел всем возвращаться в свои шатры и готовиться к отправлению. Когда солдаты разошлись, он в одиночестве вышел на берег Гифаса. Тем временем тучи рассеялись, и луч заката зажег великую реку и окрасил багряным далекие очертания Паропамиса, его высокие пики, поддерживающие небо. Царь устремил взгляд на другой берег, на бескрайнюю равнину, расстилавшуюся до самого горизонта, и заплакал, как не плакал еще в жизни. Никогда он не увидит величественного течения Ганга, не пройдет по берегам золотистых озер, распугивая радужных павлинов Палимботры. Слезы текли из голубого, как небо, глаза и из другого, черного, как ночь.
Непогода на несколько дней прекратилась, словно небо одобряло решение Александра. Царь разделил войско на двенадцать частей и велел построить на берегу Гифаса двенадцать гигантских каменных алтарей, высоких, как башни, в честь двенадцати олимпийских богов. Потом в присутствии всего войска он устроил грандиозное жертвоприношение, прося богов не позволять никому другому из людей заходить дальше этих знаков. А на следующий день все отправились в обратный путь, к Инду. Они добрались до Сангалы и недавно основанных городов — Александрии Букефалеи и Александрии Никеи.
Здесь полководец Кен, героически сражавшийся при Гавгамелах, а потом вместе с Кратером в кампании против Спитамена в Бактрии, заболел и умер. Александр устроил ему пышные похороны и воздвиг грандиозную гробницу на вечную память о его доблести.
Александр оставил Пору власть над всей завоеванной Индией — семью народами и двадцатью городами, возложив на него дань — снабжать македонского сатрапа в Александрии Никее всем необходимым и поставлять ему войска.
Отсюда он предпринял поход до Гидаспа и спустился по нему до слияния с Акесином. Индийские правители по собственной инициативе явились оказать ему почести и проявить покорность. Они сообщили, что к югу, если двигаться по реке Инду, осталось еще много лютых и независимых народов. Здесь к царскому войску присоединился контингент из двадцати тысяч солдат, завербованных в Греции и Македонии, с грузом новых доспехов, новых одежд греческого фасона и восьмьюдесятью талантами медикаментов, а также перевязочных материалов, хирургических инструментов и шин для фиксации сломанных конечностей, хотя во всем последнем, говоря по правде, нужда была гораздо раньше.
Вместе с подкреплением и припасами пришло письмо от Статиры. В памяти Александра вдруг расцвело воспоминание о ней, и он раскаялся в том, что совсем забыл про нее.
Статира Александру, нежнейшему мужу: здравствуй!
Я пережила очень печальные дни после смерти нашего сына, а вскоре получила известие, что ты встретил новую любовь — дочь одного горного вождя в Согдиане. Говорят, что она очень красива, и ты назвал ее своей царицей и матерью будущего царя. Я бы солгала, если бы сказала, что не испытала горечи и разочарования и не ощутила угрызений ревности. Не из-за власти и почестей, а лишь потому, что она наслаждается твоей любовью, что она спит рядом с тобой, и слышит по ночам твое дыхание, и вдыхает запах твоей кожи. О, если бы я смогла родить тебе сына! Сейчас я обнимала бы его и видела бы в его чертах сходство с тобой. Но у каждого смертного своя судьба. Богами мне суждено было за короткое время утратить отца и сына, а потом и любовь мужа. Я не хочу печалить тебя своими горестями, я лишь надеюсь, что ты счастлив и, когда вернешься, тебе снова захочется увидеть меня и побыть со мной немного, хотя бы один день или одну ночь. Узнав тебя, я поняла, что одно мгновение может равняться целой жизни.