Вдоль реки, как пена, стелился туман, легкой вуалью опускаясь на зеленую-зеленую заросшую цветами равнину, еще укрытую тенью гор. И вдруг безмятежность рассвета разорвал рык, заглушая отдаленный лай собак, и лошади тревожно заржали, забили копытами и зафыркали, еле сдерживаемые поводьями.
Но никто не тронулся с места — все ждали, когда лев выйдет на открытое место. Снова рык, еще громче, и тут же, как эхо, со стороны реки донесся другой — там была еще и львица!
Наконец огромный лев вышел из леса и, увидев, что окружен, издал чудовищный рев, от которого задрожали горы и перепугались кони. Вскоре показалась и львица, но двигаться вперед обоим зверям не хотелось из-за присутствия охотников, а повернуть назад они не могли, преследуемые загонщиками. Им оставалось искать спасения в реке.
Филипп дал сигнал начать охоту, и в тот самый момент, когда все устремились вперед, долину залило светом выглянувшего из-за гор солнца.
Александр с товарищами пришпорили коней, чтобы перерезать путь львам. Их позиция находилась ближе к берегу реки, и юноши торопились проявить свою отвагу.
Царь, обеспокоенный тем, что наследнику угрожает серьезная опасность, бросился вперед с дротиком в руке, в то время как персы расширили полукруг, разгоняя своих коней все быстрее, чтобы помешать хищникам снова скрыться среди деревьев и встретиться с собаками.
Увлеченный погоней, Александр уже был близок к тому, чтобы метнуть дротик в бок льва, но в этот момент из лесу показалась свора собак, и напуганная львица одним рывком повернулась и бросилась на круп коня царевича, отчего лошадь рухнула на землю.
Львицу окружили собаки, и ей пришлось оставить добычу. Конь быстро поднялся и со ржанием бросился прочь, лягаясь копытами и роняя на траву капли крови.
Александр вскочил на ноги и оказался передо львом. Царевич был безоружен, поскольку при падении выронил дротик, но тут подоспел Гефестион со своим оружием и вскользь поразил зверя, который зарычал от боли.
Тем временем львица, оскалив зубы, рыкнула на двух собак и повернулась к своему другу, который яростно набросился на Гефестиона. Юноша мужественно выставил перед собой дротик, а лев уже напружинил свои страшные лапы, заревел и стал хлестать себя по бокам хвостом.
Филипп и Парменион уже были совсем рядом, но все решали мгновения. Александр подобрал оружие и замахнулся, не заметив, однако, что львица тоже приготовилась к прыжку.
В этот момент один из персидских воинов, самый дальний из всех, не медля ни мгновения, натянул свой огромный лук и выстрелил. Львица прыгнула — стрела с резким свистом вонзилась ей в бок. Корчась, животное упало на землю.
Филипп и Парменион, напав на льва сзади, отвлекли его от юношей. Первым зверя поразил царь, но вскоре Александр и Гефестион перешли в атаку и тоже ранили его, так что Пармениону осталось лишь нанести завершающий удар.
Собаки, окружив место схватки, бешено лаяли и скулили, и загонщики дали им полизать крови двух хищников, чтобы те запомнили этот запах на будущее.
Филипп, соскочив с коня, обнял сына:
— Ты заставил меня подрожать, мой мальчик, но и затрепетать от гордости. Определенно ты станешь царем. Великим царем. — И он обнял также Гефестиона, рисковавшего собой, чтобы спасти жизнь Александру.
Когда волнение немного улеглось и с двух поверженных зверей начали сдирать шкуры, охотники вспомнили самый решительный момент, когда львица изготовилась к прыжку.
И все обернулись к иноземцу, одному из Бессмертных, застывшему на своем коне, все еще держа в руках огромный лук с двумя изгибами, из которого он более чем со ста шагов сразил львицу. Он скромно улыбался в густую черную, как вороново крыло, бороду, обнажив два ряда белоснежных зубов.
Только тут Александр заметил, что покрыт ушибами и ссадинами, а у Гефестиона из оставленной львиными когтями неглубокой, но болезненной раны течет кровь. Царевич обнял друга и велел отнести к хирургам, чтобы там о нем позаботились. Потом повернулся к персидскому воину, смотревшему издали.
Подойдя к нему и остановившись в нескольких шагах, Александр посмотрел ему в глаза:
— Спасибо, иноземный гость. Я этого не забуду.
Не говоривший по-гречески Бессмертный не понял слов царевича, но догадался об их смысле. Он снова улыбнулся и склонил голову, после чего пришпорил коня и присоединился к своим товарищам.
Охота продолжалась до самого заката, когда прозвучал сигнал окончания. Носильщики принесли зверей, павших под ударами охотников: одного оленя, трех кабанов и пару косуль.
На исходе дня все участники охоты собрались под сводом огромного шатра, который слуги соорудили посреди луга, и, пока все веселились и шутили, вспоминая выдающиеся моменты дня, повара снимали дичь с вертелов, а кравчие нарезали куски и подавали трапезничающим: сначала царю, потом гостям, потом царевичу, а потом всем остальным.
Вскоре вино полилось рекой, и наливали также Александру и его друзьям. Своим поведением в этот день они доказали, что уже стали мужчинами.
Затем в шатре появились и женщины: флейтистки, танцовщицы, все очень искусные в умении разжечь пирующих своими танцами, острыми словцами и юным усердием в деле любви.
Филипп, особенно оживленный, решил пригласить гостей принять участие в игре коттаб и велел толмачу перевести свои слова также и персам:
— Видите эту девушку? — спросил он, указывая на одну танцовщицу, которая в этот момент раздевалась. — Нужно остатками вина в кубке попасть ей точно меж бедер. Кто попадет в цель, получит ее в награду. Ну-ка, смотрите!
Указательным и средним пальцами зацепив чашу за ручку, он плеснул вино на девушку, но капли попали в лицо одного из поваров, и присутствовавшие не сдержали улыбок:
— Теперь тебе придется трахнуть повара, государь! Повара! Повара!
Филипп пожал плечами и повторил попытку, но, хотя девушка подошла поближе и теперь цель была хорошо видна, царю она казалась довольно смутной.
Персы, не очень привыкшие к неразбавленному вину, уже по большей части валялись под столами, и только главный гость, сатрап Арзамес, продолжал тянуть руки к белокурому юноше, который уже составил ему компанию предыдущей ночью.
Последовало несколько попыток со стороны других, но игра не имела большого успеха, потому что гости слишком напились для упражнений в точности, и каждый просто схватил первую попавшуюся под руки девушку, а царь, гостеприимный хозяин, набросился на ту, которую объявил наградой. Праздник, как обычно, превратился в оргию, и повсюду валялись полуголые потные тела.
Александр вышел из шатра и пошел, закутавшись в плащ, на берег реки. Слышалось журчание воды по камням, а луна, оседлавшая в это время гребень Бермия, серебрила волны и заливала луга легким опаловым светом.
Доносившееся из шатра кудахтанье и хрюканье казалось не таким громким, зато слышнее стал голос леса: шорохи, хлопанье крыльев, воркование, а потом вдруг послышалась песня. В темноте благоухающего леса раздалось журчание, словно поблизости из родника изливалась вода, звон, сначала глухой, а потом все более отчетливый и серебристый. Песня соловья.