Рассказывают еще одну историю о царе Мидасе. Жил-был один селен, [2] состоявший в свите Диониса и обладавший удивительными знаниями, но заставить его поведать свои секреты представлялось возможным лишь одним способом — угостив его вином, до которого он был большой охотник. И тогда Мидас подмешал вино в воду источника, а селен выпил ее столько, что опьянел, и Мидасу удалось его связать и держать при себе до тex пор, пока тот не рассказал все свои секреты.
Ясно, что в армии в ту нору царил совершеннейший покой. Никто ни о чем не беспокоился, враг не показывался в поле зрения, а жалованье платили аккуратно. Поэтому оставалось время на басни. Однако сто с лишним тысяч человек не могут передвигаться незаметно. И вскоре произошли тревожные события, предвестники того, что поход пробудил огромную силу и разозлил ее. Великий царь в Сузах наверняка обо всем узнал.
Я спрашивала себя, сколько же историй живет в деревнях всего мира — о царях и царицах, о бедных крестьянах, о таинственных лесных и речных существах. Везде, где живут люди, рассказывают свою легенду, но лишь некоторые из них могут распространиться по свету, так чтобы о них узнали в других местах. Ксен поведал мне множество историй о своей земле, вечерами, когда мы с ним подолгу лежали рядом после того, как занимались любовью. Он рассказал о десятилетней войне против города в Азии, носившего имя Илион, а потом о царе одного из западных островов, который называл себя Никто, ходил на корабле по всем морям, в битве побеждал чудовищ, великанов и волшебниц и даже спускался в царство мертвых. По окончании путешествия он вернулся на свой остров и обнаружил, что лом его полон чужих людей, расхищающих его богатства и добивающихся его жены. Он убил всех, кроме одного — поэта.
Никто поступил правильно, пощадив его: поэты вообще не должны умирать, ведь они дарят нам то, чем мы без их помощи никогда не смогли бы обладать. Они видят то, что скрыто от нас за горизонтом, словно обитают на вершине высокой-высокой горы, слышат звуки и голоса, каких мы не можем слышать, проживают несколько жизней одновременно, страдая и радуясь так, словно эти жизни реальны. Они испытывают любовь, боль и надежду с остротой, неведомой даже богам. Я всегда была убеждена, что они особое племя: есть боги, есть люди. А есть поэты. Они рождаются тогда, когда земля и небо пребывают в мире друг с другом или когда среди ночи вспыхивает молния и попадает в колыбель младенца, не убивая, а лишь лобзая.
Мне нравилась история о царе-страннике, и я каждый вечер просила рассказывать мне ее по частям. Я отождествляла себя с его женой — царицей с длинным и непроизносимым именем. Она прождала мужа двадцать лет — и не из рабской преданности, а потому, что не могла довольствоваться меньшим, нежели герой со сложной душой.
— Попробуйте согнуть этот лук, если сможете, и я выберу того из вас, кому это удастся.
А потом она бросилась в объятия возвратившегося наконец мужа, потому что был один секрет, известный только им двоим: о брачном ложе среди оливковых ветвей. Какое чудо — ложе на ветвях оливы, словно птичье гнездо. Только такому человеку могла прийти в голову подобная идея. Какое счастье они, вероятно, испытывали в той постели, юные правители мирной земли, размышлявшие о будущем своего новорожденного сына. Я подумала об ужасах войны, случившихся вскоре после этого.
Была уверена в том, что с нами произойдет то же самое. Это всего лишь вопрос времени.
Первые подтверждения появились еще до нашей с Ксеном встречи, когда армия шла по огромному плоскогорью. Войско, как греческое, так и азиатское, стало проявлять определенное недовольство. Ксену удалось выяснить причину: не хватало денег, Кир вот уже некоторое время не платил своим людям. Это выглядело весьма странно. Царевич очень богат — так почему же ему недостает средств на оплату похода против какого-то племени? Ксен догадывался, в чем дело, а вот воины и большая часть полководцев — нет. Однако люди начали что-то подозревать, и в лагере повисли беспокойство и напряженность. К счастью, случилось событие, восстановившее мир, по крайней мере на время.
Однажды воины остановились посреди большой поляны, окруженной зарослями тополей и ив, а к вечеру в лагере появился многочисленный вооруженный кортеж, сопровождавший колесницу, скрытую пологом. В колеснице сидела женщина потрясающей красоты. Царица Киликии, земли, пограничной с нашей родиной, но гораздо более пышной, выходящей к пенному морю, богатой оливковыми рощами и виноградниками. Повелитель Киликии, вероятно, беспокоился. Он подчинялся Великому царю, хотя внешне был независим, а царство его лежало на пути отряда царевича Кира, о чьих целях киликийский царь теперь догадывался. Окажи сопротивление, Кир уничтожил бы его. Не окажи он сопротивления, Великий царь мог бы спросить за то, что он не остановил войско, а с Великим царем не поспоришь. Вероятно, киликиец решил, что нужно решать проблемы по очереди, а та, что была сопряжена с Киром, казалась ему более насущной и безотлагательной. В распоряжении его имелось одно-единственное надежное оружие — красота жены; оружие непобедимое, превосходящее по силе любую армию. Достаточно было подложить ее в постель царевичу и отправить ему денег в придачу — и тогда проблема решится сама собой. Деньги и красивые женщины способны двигать горы, а в совокупности эти вещи сокрушат любой оплот.
Кир был молод, красив, отважен и обладал могуществом. Она тоже, к тому же изъявляла готовность удовлетворить любое его желание. Царица вручила от имени мужа крупную сумму денег, которыми заплатили жалованье воинам, и отдалась царевичу. Несколько дней казалось, будто мир вокруг остановился. Армия расположилась лагерем, палатки поставили прочно и надолго. Царский шатер украшали тончайшие ткани и драгоценные ковры, там находились бронзовые ванны, где красавица могла совершать омовение. Говорили, что он сидит и наблюдает, как гостья раздевается и окунается в горячую душистую ванну, как ее моют и делают массаж две служанки-египтянки, одетые лишь в малюсенькие набедренные повязки. Кир сидел на скамье в пурпурной мантии и гладил лежащего у ног гепарда. Изгиб спины животного, должно быть, напоминал ему формы тела царицы, нежившейся в бронзовой ванне.
На третий день Кир вознамерился показать ей волнующее зрелище, продемонстрировать свое могущество — военную мощь. Велел Клеарху выстроить спартанцев в красных плащах, в блистающих доспехах, с большими круглыми щитами в руках. Им полагалось строевым шагом пройти под звук барабанов и флейт перед царевичем и его прекрасной гостьей, сидевшими в парадных колесницах. Так оно и произошло. Царица была счастлива, как ребенок, попавший на представление уличных фокусников.
Внезапно раздался звук трубы, высокий, протяжный. Воины в красных плащах замедлили шаг, безупречно выполнили поворот направо, а потом, когда труба заиграла второй раз, обратили короткие копья против лагеря, где располагалось азиатское войско Ариея. Нападение выглядело столь натурально, что последнее разбежалось во все стороны, до смерти испугавшись. По третьему сигналу трубы воины Клеарха вернулись назад, посмеиваясь и отпуская шутки в адрес людей Ариея, не проявивших ни стойкости, ни храбрости.