Грек вскоре заметил, что мысли мои заняты чем-то другим.
— О чем ты размышляешь?
— О той девушке, которую мы здесь нашли. Я пообещала ей, что мы дадим ей свободу.
— Так и думал. Ты слишком ревнива, чтобы позволить привлекательной женщине делить с нами палатку. Да?
— Именно, — улыбнулась я, — ты верно угадал. Значит, можно сказать ей, чтобы она возвращалась туда, откуда пришла?
— Да, можно; будем надеяться, что ничего плохого с ней не приключится.
— Дургат принадлежит царице-матери Парисатиде. Ей достаточно произнести имя своей повелительницы — и даже стая волков расступится перед ней, уж поверь мне.
— Ну хорошо.
Однако Ксен время от времени украдкой поглядывал в мою сторону, потому что мне никак не удавалось скрыть, что мыслями я витаю далеко.
С наступлением ночи поднялся порывистый ветер, опоры палатки ходили ходуном, а пальмовые листья шуршали так громко, что мне никак не удавалось заснуть. Я вспоминала загадочное и между тем столь красноречивое выражение лица Дургат, когда она вдруг умолкла… Девушка не открыла мне какую-то тайну, поведать которую не могла. Почему? Несомненно, речь шла о какой-то опасности, угрожавшей нам, и Дургат стало о ней известно: вероятно, услышала что-то в покоях царицы-матери или в чертогах царя. Что? Но ведь мы каждый день подвергаемся опасности: нам грозят внезапное нападение, засады, голод и жажда, отравленные колодцы… между нами и морем столько трудностей. Какое же еще испытание нам предстоит, более тяжкое, чем те, каким мы уже подвергались, какие познали?
Я пыталась проследить за ходом ее мыслей, за ее чувствами, чтобы найти ответ на этот вопрос. Она слышала разговор, касавшийся нас, продвижения нашей армии, но, вероятно, не до конца поняла его. Потом приехала в эти деревни, по поручению своей повелительницы, и ее взяли в плен. Мы с Ксеном защитили ее от надругательства, которому Дургат могла подвергнуться, и она испытывала к нам благодарность. То, что служанка увидела в лагере, прояснило ей смысл разговора, услышанного в царских палатах, и она пыталась намекнуть мне:
— Впереди вас кое-что ожидает; я об этом знаю, но тебе сказать не могу, потому что мне предстоит вернуться к царице. А если ее планы пойдут прахом, легко будет выяснить, кто выдал их вам, и тогда меня подвергнут чудовищным мукам. Ты сама должна постараться понять.
Значит, вот как обстоят дела; и если я сейчас не могу догадаться, то это произойдет позже: нужно только быть внимательной, держать глаза открытыми, замечать малейшие детали и знаки. Ксен привлек меня к себе. Он тоже не спал из-за ветра.
— Знаешь, в моих деревнях ветер в определенное время года звучит очень странно, — прошептала я. — Старики говорят, что, когда ветер так гудит, вот-вот случится что-то необычное. Он рычал три дня, а потом ваша армия прошла через Бет-Каду.
— Думаешь, его шум и теперь что-то означает?
— Может быть. Но мы сейчас очень далеко, и я не могу понять.
Ветер утих перед рассветом, и мне удалось немного отдохнуть. В ту ночь Мелисса спала одна, потому что Менон вышел на разведку со своими фессалийцами и вернулся, когда солнце стояло уже высоко: он потерял двоих и убил десяток людей Тиссаферна. Положение становилось тревожным: стычки с персами и азиатами Ариея, уже открыто вставшими на сторону Тиссаферна, невзирая на договоренность, возникали почти каждый день.
С того момента подобного рода схватки наблюдались все чаще, без какого-либо внешнего повода; из слов Ксена у меня складывалось впечатление, что сам Клеарх и другие полководцы не отдают себе в этом отчета.
— Они провоцируют вас, — сказала я. — Хотят принудить к чему-то. Не то подвигнуть на нападение, не то заманить в ловушку.
— Клеарх придерживается иного мнения, — ответил Ксен. — Он убежден в том, что это всего лишь случайное стечение обстоятельств. Протяженность плодородных земель сокращается но мере того, как приближаются горы, поэтому мы часто вынуждены подходить друг к другу на близкое расстояние и соперничать за провизию. Кроме того, нам не нравятся они, а им не нравимся мы. Вот и все. Но предстоит двигаться вместе еще три месяца, и все это так или иначе закончится.
Через три дня мы вновь отправились в путь, на север; перед отходом я попрощалась с Дургат. Она обняла меня и на мгновение взглянула с тем же самым выражением, словно хотела предупредить: «Будь осторожна».
— Удачи.
— И тебе удачи, — ответила я и села в повозку.
Мы продолжали идти еще на протяжении двадцати дней, солнце всегда вставало справа от нас. Постоянно возникали стычки и потасовки с воинами персидских конных отрядов — до тех пор пока мы не добрались до реки, протекавшей к востоку от Тигра, и пересекли ее по наплавному мосту.
На другом берегу Клеарх созвал полководцев и спросил, приказывали ли они своим людям задирать персов, но те ответили, что распорядились отвечать противнику только в случае прямого нападения. Клеарх заявил, что хочет положить конец проблеме раз и навсегда.
— Но как? — поинтересовался Софос, присутствовавший на совещании вместе с Неоном, который в последнее время следовал за ним повсюду словно тень.
— Хочу попросить Тиссаферна о встрече, о верховном совете между нашими военачальниками и персидскими.
— Думаешь, это что-то решит? — полюбопытствовал Софос.
— Я считаю, что да. Подобное положение дел не выгодно ни нам, ни им, и Тиссаферну хорошо известно, что, если дело дойдет до открытого противостояния, в лучшем случае он понесет тяжелые потери, которых не может себе позволить, а в худшем — мы нанесем ему поражение. Наши люди полны сил, хорошо здесь освоились и, более того, не боятся нападения вражеской армии. Говорю тебе, персы согласятся.
— А как ты намерен все это организовать, если они согласятся? — спросил Сократ-ахеец.
— На нейтральной территории, на полпути между нашими лагерями. И ограниченный состав переговорщиков: не более пятидесяти человек с каждой стороны. Мне нужны люди расторопные и готовые действовать, если придется.
— Об этом я позабочусь, — сказал Менон.
— Отлично. Сегодня же отправь к персам отряд гонцов. Пускай договорятся о дне и часе. Остальным я займусь лично.
В тот вечер Сократ-ахеец ужинал вместе с нами и обо всем рассказал. Он был довольно весел и убежден в том, что все уладится. Я же вовсе не разделяла его уверенности. Только когда Сократ ушел, я внезапно все поняла — по крайней мере так мне показалось — и попросила Ксена выслушать меня. Пускай я всего лишь женщина.
— Вот на что намекала мне Дургат: нас поджидает смертельная опасность, нам грозит истребление. Она это знала, но не могла говорить. Ты задавался вопросом: почему нападения и стычки вдруг участились, без какой-либо видимой причины? Предстоящая встреча — ловушка, я уверена. Ты должен остановить их.
Ксен в задумчивости покачал головой: