– Сабина набросилась на Ральфа. Он попытался увернуться, но потерял равновесие и свалился в колодец. Вот и все.
Мистрис Уэнтворт горестно вздохнула.
– Сабина уверяла, что не хотела толкать брата в колодец. Просто в какое-то мгновение девочка не совладала с обидой и дала волю рукам. Я полагаю, подобный несчастный случай не считается убийством? Так ведь, законник?
– Убийство это или нет, определит суд, приняв во внимание все обстоятельства дела, – отрезал я.
– Так или иначе, Сабине угрожала виселица. Конечно, мы могли обратиться к королю и попросить у него помилования, но все эти ходатайства разорили бы моего сына. Конечно, можно было бы представить дело так, будто Ральф сам свалился в колодец по неосторожности. Но Элизабет все видела. И она отнюдь не питала привязанности к своим кузинам.
Старуха развела руками и улыбнулась своей гнусной улыбкой.
– Вы видите сами, у нас оставался один только выход.
– И вы решили, что самый надежный способ заткнуть рот Элизабет – это свалить вину на нее.
Голос мой сел, и каждое слово будто царапало глотку.
«Неужели я простудился в такую жару?» – пронеслось у меня в голове.
– Когда я увидел, что Ральф упал в колодец, я бегом спустился в сад, – продолжал Нидлер. – Сабина и Эйвис с воплями бегали вокруг колодца. Я заглянул в него и увидал на дне тело Ральфа.
– Бедный мальчик, – прошептала старуха.
– Элизабет сидела в стороне, под деревом, в каком-то оцепенении. Вдруг Сабина, которая не знала, что я все видел из окна, указала на нее и закричала: «Она убила Ральфа! Столкнула его в колодец! Прямо у нас на глазах!» Элизабет сидела молча, точно каменная. Она ни слова не сказала в свое оправдание. Эйвис, услышав слова сестры, подбежала к Элизабет и тоже стала обвинять ее.
– Я услышала в саду крики и спустилась вниз, – вступила в беседу мистрис Уэнтворт. – Сабина и Эйвис, рыдая, повторяли, что Элизабет убила Ральфа. А Элизабет молчала, словно воды в рот набрала. Поначалу я поверила девочкам и приказала послать за Эдвином. Он вызвал констебля, и Элизабет увели в тюрьму. Лишь потом, вечером, Дэвид рассказал мне, как все было на самом деле. Я расспросила девочек, и они не стали отпираться. Они знали о том, что Ральф недавно разделался с каким-то маленьким нищим. Бедняжки были очень напуганы. Но, как и положено благовоспитанным юным леди, они умеют держать себя в руках. Уверена, со временем они станут настоящим украшением общества, мастер Шардлейк.
– Они уже стали бессердечными чудовищами. И со временем произведут на свет чудовищ, подобных своему брату, – выпалил Барак.
Старуха пропустила его замечание мимо ушей.
– Несколько дней мы провели в величайшей тревоге. Ведь Элизабет могла заговорить и рассказать правду. Но она молчала. Приехал Джозеф и сообщил нам, что она никак не пытается оправдаться. И мы решили, раз Элизабет готова умереть, значит, так тому и быть.
Старуха говорила спокойно и равнодушно, словно речь шла о торговой сделке.
– Что ж, сударыня, теперь мы знаем правду, – откашлявшись, произнес я. – Как, по вашему разумению, мы должны поступить?
Старуха ничего не ответила. На бледных губах ее играла улыбка. Я чувствовал, что сердце мое вот-вот выскочит из груди, и не понимал, что со мной происходит. Из холла донеслись голоса и звук захлопнувшейся двери.
– Черт, – пробормотал Барак. – У меня двоится в глазах.
Я взглянул на него. Зрачки его расширились до невероятных размеров. Я вспомнил, что во время первого моего визита в этот дом у Сабины тоже были расширенные зрачки. Она капала в глаза настой белладонны, который в больших дозах чрезвычайно ядовит. Несколько лет назад, расследуя убийство, произошедшее в монастыре в Скарнси, я имел случай увидеть, как действует на человека белладонна.
– Вы нас отравили, – пробормотал я.
– О, яд начинает действовать, – с удовлетворением изрекла старуха.
Нидлер поспешно подошел к двери и запер ее. Прислонившись к двери спиной, он уставился на нас. На жирном его лице застыла угрюмая ухмылка.
– Ты отпустил всех слуг? – спросила мистрис Уэнтворт.
– Да. Сказал, что сегодня утром никакой работы для них нет, так что они могут пойти погулять, подышать свежим воздухом после грозы.
Нидлер повернулся ко мне.
– Зря вы думали, что той ночью, когда вы лазили в колодец, вас никто не видел. Моя госпожа услышала какой-то шорох в соседнем фруктовом саду. И она приказала мне затаиться у окна и посмотреть, что происходит. Я так и сделал. И видел, как вы спрыгнули со стены. Видел, как ваш напарник спускался в колодец. Смелый поступок, ничего не скажешь.
Старуха разразилась резким каркающим смехом.
– Да будет вам известно, мастер Шардлейк, слепые обладают чрезвычайно острым слухом. После вашего ночного посещения мы боялись, что к нам нагрянет констебль. Но ничего не случилось. И мы поняли, что Элизабет по-прежнему отказывается от всех попыток оправдаться.
Я пытался что-то сказать, но язык не повиновался мне. На память мне пришло, как когда-то в Скарнси, стоя перед кустом белладонны, Гай рассказывал о свойствах этого яда. «Единственный способ спасти отравленного, – сказал он тогда, – это немедленно вызвать у него рвоту».
Нидлер вернулся на свое место за креслом старой карги.
– Мы знали, что вы обязательно явитесь, – с отвратительной ухмылкой проскрежетала она. – Иного выхода у вас не было.
Я пытался дышать как можно глубже, чтобы успокоить свое колотившееся сердце.
– Кстати, колодец сейчас совершенно пуст. Все трупы теперь лежат на дне реки. Так что мы хорошо подготовились к вашему визиту. Осталось разобраться с Джозефом.
Старуха говорила очень тихо. Должно быть, она напрягала слух, дабы не пропустить того момента, когда мы рухнем на пол.
– Как и все, кто прожил много лет в деревне, я неплохо разбираюсь в травах, целебных и ядовитых. А в нашем саду нетрудно подобрать что-нибудь подходящее. По-моему, они уже не могут пошевелиться, Дэвид, – обернулась она к дворецкому. – Прикончи их.
Дворецкий судорожно сглотнул, извлек из-за пояса кинжал и решительно направился к нам.
И тут я вспомнил, как во время нашего первого разговора о деле Уэнтвортов Гай рассказывал мне о рвотных свойствах горчицы. Сообразив, что это мой последний шанс спастись, я сделал над собой усилие и поднялся с кресла. Крупная дрожь сотрясала меня с головы до ног. Барак тоже поднялся и, шатаясь, пытался вытащить из ножен меч. Я видел, что руки не слушаются его. Он выпил больше, чем я. Нидлер переводил взгляд с меня на Барака, не зная, с кого начать. Я протянул руку за судком с горчицей и, под удивленным взором Нидлера, сунул себе в рот полную ложку. В то же мгновение глотку мою охватил огонь.