Тут в комнату вошла вдова Гриствуд. На ней было то же самое простое дешевое платье, что и вчера, на бледном лице застыло напряженное выражение. Она приветствовала нас небрежным реверансом.
– К сожалению, мистрис Гриствуд, я должен задать вам еще несколько вопросов, – произнес я самым что ни на есть учтивым тоном. – Мне известно, что вчера вы виделись с барристером Марчмаунтом.
– Мне следует подумать о собственном будущем, – процедила вдова, метнув на меня злобный взгляд. – Заботиться обо мне некому. Что касается барристера Марчмаунта, я всего лишь сообщила ему, что Майкл умер. Или я и на это не имею права?
– Почему же, имеете. Вам просто не следует распространяться об обстоятельствах смерти вашего мужа. По крайней мере, до той поры, пока они не будут выяснены окончательно.
– Я поняла, – утомленно вздохнула она.
– А сейчас я хотел бы еще кое-что узнать о событиях вчерашнего дня. Думаю, вам лучше сесть, ведь разговор предстоит не столь уж короткий.
Вдова неохотно опустилась на стул.
– Скажите, когда утром вы со Сьюзен уходили за покупками, вам не показалось, что ваш муж и его брат чем-то обеспокоены?
– Нет, – проронила она, скользнув по мне усталым взглядом. – Они оба были точно такими же, как и всегда. Мы со Сьюзен пришли на рынок к самому открытию и вернулись в полдень. В тот день Майкл не пошел в Палату. Он собирался помочь брату в од-ном из этих идиотских опытов, от которых весь дом пропитался мерзким запахом. Вернувшись с рынка, мы увидали, что дверь взломана. А еще – следы… кровавые следы. Сьюзен не хотела заходить в дом, но я ее заставила.
Вдова немного помолчала, словно в нерешительности, и заговорила вновь.
– Я чувствовала, что в доме уже нет… никого живого. – На мгновение что-то дрогнуло в ее непроницаемом лице. – Мы поднялись наверх и увидели их… Майкла и Сэмюеля.
– Насколько я понимаю, Сьюзен – ваша единственная служанка? – уточнил я.
– Да, единственная, причем на редкость глупая и нерасторопная. Мы не можем себе позволить иметь нескольких слуг.
– И никто из соседей ничего не видел и не слышал?
– Женщина, живущая в соседнем доме, уже рассказала вашим людям, что слышала какой-то шум и лязг. Но ее это ничуть не удивило. Сэмюель постоянно шумел, когда занимался своими опытами.
– Мне хотелось бы еще раз осмотреть его лабораторию. Вы в состоянии подняться вместе со мной?
Вчера при одном упоминании о лаборатории в глазах вдовы вспыхивал ужас, но сегодня она лишь равнодушно пожала плечами.
– Как вам будет угодно. Тела уже унесли. После того как вы осмотрите комнату, могу я убрать ее? Мне надо как-то зарабатывать себе на жизнь, и я рассчитываю пустить туда жильцов.
– Да, разумеется, вы можете привести комнату в порядок.
Вдова провела нас по скрипучей лестнице, беспрестанно сетуя на отсутствие денег, вынуждающее ее сдавать комнату. Барак строил гримасы за спиной вдовы, беззвучно подражая ее бормотанию. Я метнул в него суровый взгляд.
Оказавшись на верхней площадке, мистрис Гриствуд внезапно смолкла. Дверь в лабораторию по-прежнему болталась на одной петле. Я скользнул взглядом по другим дверям, выходившим в коридор.
– А там что за помещения? – обратился я к вдове.
– Наша спальня, комната Сэмюеля и еще одна – в ней он хранил всякое барахло.
– Сэмюель?
– Или Сепултус, если вам так угодно, – процедила она, поджав губы. – Сэмюель – его настоящее имя, данное ему при крещении. Сепултус, – повторила она, и в голосе ее послышались язвительные нотки.
Я распахнул самую дальнюю дверь. Увы, мгновенно вспыхнувшая у меня надежда на то, что здесь хранится аппарат для метания греческого огня, не оправдалась. В комнате обнаружилось лишь несколько сломанных стульев, треснувших фляг и колб. В углу стояла бутыль из-под уксуса, в которой плавала огромная заспиртованная жаба. Барак заглянул в комнату из-за моего плеча. Я поднял огромный изогнутый рог, лежавший на куске ткани. От него явно было отрезано несколько маленьких кусочков.
– Господи боже, что это такое?
– Рог единорога, – пренебрежительно фыркнула вдова Гриствуд. – Так, по крайней мере, утверждал Сэмюель. Он показывал его посетителям, чтобы произвести на них впечатление. А маленькие кусочки измельчал в порошок и добавлял в свое месиво. Если мне не удастся найти жильцов, мне придется варить из этого рога суп, – с горькой усмешкой добавила она.
Я закрыл дверь и окинул глазами коридор: голые стены, одну из которых пересекала глубокая трещина, пыльные тростниковые циновки на полу.
– Да, этот дом, того и гляди, рухнет, – заметила вдова Гриствуд, проследив за моим взглядом. – Как и все дома на этой улице, он построен на речном иле. В такую жару, как сейчас, ил высыхает, и дом начинает разваливаться на глазах. Иногда он так трещит, что я вздрагиваю от испуга. Наверняка в самом скором времени он обрушится и погребет меня под обломками. Что ж, как говорится, нет худа без добра. Так я разом избавлюсь от всех своих бед.
Барак возвел глаза к потолку, а я откашлялся, не зная, что на это сказать.
– Можно нам пройти в лабораторию? – спросил я наконец.
Хотя тела убрали, пол по-прежнему покрывала засохшая кровь, запах ее смешивался со зловонием серы. Вдова Гриствуд взглянула на забрызганную кровью стену, и лицо ее, и без того бледное, приобрело сероватый оттенок.
– Я присяду, если не возражаете, – едва слышно прошептала она.
Чувствуя себя виноватым за то, что заставил бедную женщину войти в эту страшную комнату, я принес стул и помог вдове сесть. Через несколько мгновений она, казалось, пришла в себя и посмотрела на изрубленный в щепки сундук.
– Майкл и Сэмюель купили его прошлой осенью, – сообщила она. – С трудом втащили на второй этаж. Мне они никогда не говорили, что в нем хранят.
– А что хранилось здесь, вы знаете? – спросил я, указав на пустые полки.
– Всякие эликсиры, порошки и прочая дрянь, с которой возился Сэмюель. Сера, известь и еще бог знает что. Из-за его проклятых опытов мне приходилось мириться с постоянным шумом и вонью. Когда он готовил на огне свои мерзкие снадобья, я всякий раз боялась, что дом взлетит на воздух, словно монастырская церковь, – проскрежетала мистрис Гриствуд, кивнув в сторону камина. – Убийцы забрали с собой все склянки, не знаю для какой надобности. Видно, те великие знания, которыми кичился Сэмюель, в конце концов довели его до гибели. А заодно с ним и Майкла.
Голос ее задрожал; она судорожно сглотнула и вновь придала своему лицу непроницаемое выражение. Я видел, что эта женщина с трудом сдерживает обуревавшие ее чувства.
«Что сейчас бушует в ее душе, – спрашивал я себя. – Печаль? Гнев? Страх?»