— Не знаю, — пожал я плечами. — Одно могу сказать: мы не должны доверять никому из монахов. Все слишком крепко повязаны со своей обителью. Подумай только, если монастырь закроют, разве брат Гай сумеет устроиться куда-нибудь лекарем с его-то смуглым лицом, которое отпугивает людей? Аббат меньше всего на свете хочет расстаться с теми благами, которыми пользуется сейчас. У остальных старших монахов наверняка тоже есть свои неприглядные секреты. Брат Эдвиг, вполне вероятно, занимается какими-то финансовыми махинациями. Подозреваю, на случай закрытия монастыря он уже сколотил изрядный капитал и хранит его где-нибудь в надежном месте. И возможно, ловкий казначей сделал это не без участия аббата, ведь для продажи земель ему необходима монастырская печать.
— А что вы думаете о приоре Мортимусе?
— Этому я ничего не могу поставить в упрек, кроме излишней властности и жестокости. Но признаюсь, он не вызывает у меня ни малейшей симпатии. Что до брата Габриеля, то змеи нечистого вожделения, терзающие его душу, до сих пор не угомонились, в этом я совершенно уверен. Слепой бы заметил, как он пожирает тебя глазами. Полагаю, прежде у него были привязанности среди монахов, и, наверное, больше всего его привлекал юный Уэлплей. Но стоило приехать тебе, показать бедняге Габриелю свои стройные лодыжки, поразить его воображение своим роскошным костюмом, и ты стал главным героем его мечтаний.
Марк, недовольно нахмурившись, отодвинул тарелку.
— Вы не слишком увлеклись деталями, сэр? — иронически осведомился он.
— Юристы должны учитывать все детали, не пренебрегая даже самыми грязными и отвратительными. Габриель производит впечатление вполне безобидного человека. Но мы не должны забывать, что он одержим искушением, а люди, одержимые искушением подчас способны на самые дикие и безрассудные поступки. К тому же над ним нависла смертельная угроза: если всплывет, что после своего покаяния он вновь предался содомскому греху, ему не миновать виселицы. Возможно, Синглтон своими бесцеремонными резкими расспросами привел брата Габриеля в смятение. Не исключено, что он мог решиться на отчаянный поступок, желая защитить тех, кого сам вовлек в грех. Но не забывай, есть еще брат Джером. Сегодня я непременно поговорю с ним. Любопытно понять, почему он называл Синглтона лжецом и клятвопреступником, а не как-нибудь иначе.
Марк, по-прежнему хмурясь, ничего не ответил.
— Ты что, заснул? — проворчал я, охваченный приступом внезапного раздражения. — Или счел себя оскорбленным, потому что ризничий воспылал к тебе грешной страстью? Думаю, бояться тебе нечего. Скорее всего, он все же сумеет сдержать свои порывы и не будет домогаться твоей задницы.
В глазах Марка сверкнула искра обиды.
— Я боюсь вовсе не за себя, сэр, — отчеканил он. — Я тревожусь за Элис. Та пропавшая девушка тоже была помощницей брата Гая.
— А ты что, думаешь, это обстоятельство от меня ускользнуло?
Марк перегнулся ко мне через стол.
— Может, будет разумнее, а главное, безопаснее арестовать всех старших монахов и брата Джерома заодно? — шепотом предложил он. — Отправить их в Лондон и там вытянуть все, что они знают?
— Позволь спросить, на каком основании? И как ты собираешься вытягивать у них показания? При по мощи пытки? Мне казалось, ты осуждаешь подобные методы.
— Конечно, я против пыток. Я имел в виду всего лишь жесткий допрос.
— А если мои подозрения ошибочны и ни один старших монахов не имеет отношения к убийству? К тому же арест шести человек невозможно сохранить в тайне.
— Но время не терпит, сэр. И пока убийца на свободе, все мы в опасности.
— Спасибо за предупреждение. Без тебя я этого, конечно, не знал, — саркастически заметил я. — За помни: тот, кто пытается брать подозреваемых на испуг, никогда не узнает правды. Именно так обычно действовал Синглтон, и сам знаешь, к чему это привело. Для того чтобы развязать узел, нужна ловкость, а не сила, и поверь мне, такой запутанный узел, как здесь, не попадался мне никогда прежде. Но я развяжу его. Непременно развяжу.
— Прошу прощения, сэр. Я всего лишь хотел спросить…
— Спрашивай сколько угодно, Марк, — с раздражением сказал я. — Но мне хотелось бы слышать от тебя разумные вопросы.
Досада придала мне энергии. Я поднялся и бросил на стол несколько монет.
— Идем, хватит прохлаждаться. Мы и так полдня потратили зря. В монастыре нас ждет увлекательная беседа с безумным старым картезианцем.
На обратном пути в монастырь мы с Марком почти не разговаривали. Небо над нашими головами стремительно затягивали серые мохнатые тучи. Я злился на себя за недавнюю вспышку; разумеется, юристу в любом случае следует сохранять самообладание, но нервы мои были напряжены до предела, и идиотское предложение Марка относительно ареста старших монахов вывело меня из себя. Твердо решив, что буду принимать исключительно разумные и взвешенные решения, я быстро шагал по дороге до тех пор, пока не споткнулся, поскользнувшись на ледяной корке. Марк успел поддержать меня, тем самым пробудив во мне новый приступ досады. К тому времени как мы подошли к стенам монастыря Святого Доната, поднялся резкий ветер и с неба вновь повалил снег.
Я бесцеремонно заколотил в дверь сторожки Багги; привратник появился, вытирая рот засаленным рукавом.
— Я хочу поговорить с братом Джеромом. Немедленно.
— Лишь приор может допустить вас к нему, сэр. А он сейчас на службе.
И привратник указал в сторону церкви, откуда доносилось едва слышное пение.
— Тогда позовите приора! — потребовал я.
Привратник удалился, что-то недовольно бормоча себе под нос. Мы с Марком ждали его, плотно закутавшись в плащи, уже припорошенные снегом. Вскоре Багги появился в сопровождении приора Мортимуса, хмурого и недовольного.
— Вы хотите увидеть брата Джерома, сэр? Судя по тому, что вы оторвали меня от церковной службы, произошло нечто чрезвычайное?
— Ничего чрезвычайного не произошло, — отрезал я. — Я просто не желаю терять времени даром. Где брат Джером?
— После того как он оскорбил вас, он содержится взаперти, в своей келье.
— Прошу вас, отведите нас к нему. Я должен задать ему несколько вопросов.
Приор повел нас к братскому корпусу.
— Надеюсь, сэр, вы понимаете, что никто из монахов нашего монастыря не разделяет воззрений этого безумца, — не преминул сообщить приор. — Если вы решите, что его слова являются призывом к государственной измене, и заберете его отсюда, вы окажете всем нам большую услугу.
— Вот как? Насколько я понимаю, брат Джером не пользуется расположением других монахов?
— Вы совершенно правы, сэр.
— Быть окруженным неприязнью — печальный удел. Такой же выпал и на долю послушника Уэлплея.
Приор скользнул по мне ледяным взглядом.