Когда звонил колокольчик в лавке, он снимал кожаный передник и взлетал вверх по лестнице, быстрый, точно лиса, поскольку еще не доверял способности юного Дейви разговаривать с посетителями. В лавке хватало места только для двух дам и двух джентльменов или трех дам, но никак не четырех — по крайней мере, пока не поменялась мода. Дела у него шли хорошо, особенно когда леди Синтия Герберт стала его клиенткой. Его удивило, когда она пришла к нему в первый раз, потому что она являлась постоянной клиенткой Гэррарда, главного поставщика украшений британского королевского дома. Проблема Гэррарда заключалась, по мнению Джошуа, в том, что, когда у тебя столько мастеров, учеников и продавцов, невозможно не привлекать к себе внимание.
Финкельштейн мог полагаться только на самого себя, ну и иногда на своего юного ученика Дейви, который, с точки зрения Финкельштейна, обладал необходимым сочетанием неумелой молодости и неопытности в обмане. Время от времени он с готовностью отправлялся на пристань Темпл, чтобы забрать для своего наставника не облагаемые налогом камешки, разумеется, если получал за свои хлопоты вознаграждение в два шиллинга. За эти деньги он мог купить себе теплую ванну на Уайт-чепел или оплатить половину стоимости нового льняного сюртука. Джошуа работал и с камнями, попадавшими к нему по обычным каналам, и с теми, что прибывали контрабандой. Принципиальность и честность стоили слишком дорого.
Сегодня он пораньше отпустил Дейви, поскольку собирался вечером доделать вещицу, заказанную леди Герберт, а его юный ученик и без того слишком интересовался необычной работой. В конце концов, предполагалось, что диковинный индийский амулет должен оставаться тайной, хотя сами бриллианты вызвали настоящий переполох в Королевской академии. Дейви был недоволен, что его отослали прочь, потому что его заворожил красный камень, как, впрочем, и самого Джошуа, и ему страшно не терпелось увидеть готовое изделие.
Джошуа Финкельштейн теперь редко что-то делал сам; по большей части он чинил и покупал украшения, привезенные, как правило, с Востока, потому что они пользовались огромным спросом. А так как он оказался первым ювелиром на Хаттон-Гарден, кто начал продавать бирманские рубиновые броши, тибетские сережки из черепаховой кости, традиционные колье из Раджастхана и даже позолоченные брошки из тигрового когтя, доставленные с Цейлона, он заработал себе определенную репутацию (Джошуа постоянно твердил, что нет ничего важнее хорошей репутации). Именно она стала причиной визита знаменитой леди Герберт чудесным летним днем, чуть больше недели назад. Кроме того, леди сообщила, что может довериться только Финкельштейну, так как желает сохранить заказ в тайне: бриллианты произвели неизгладимое впечатление на публику, и она сказала, что опасается за их сохранность.
Джошуа согласился выполнить просьбу леди Герберт — хотя ясно дал ей понять, что, строго говоря, больше не делает украшений, — потому что она предложила ему огромное вознаграждение, а еще рисунок, по которому он должен был выполнить работу, показался ему смутно знакомым. Джошуа Финкельштейн уже видел индийский амулет в виде кольца на пальце купца из Джайпура [21] , продавшего ему большие изумруды в форме слезы. Он выглядел как диск с восемью драгоценными и полудрагоценными камнями, окружающими рубин. Когда Джошуа спросил о необычном украшении, купец сказал ему, что это оберег и что он несет на себе благословение богов. Джошуа не совсем понял, почему леди Синтия заинтересовалась такой безделушкой, в ней было что-то примитивное, решил он: столько камней и все не подходят друг к другу. Он даже талисманы своей веры не любил, амулеты, гарантирующие любовь и процветание, вызывали у него беспокойство, а на ум приходило слово «язычество». Он был евреем, как и многие из его клиентов, и ему не следовало обращать внимание на суеверия, поскольку это вредно для дела. Что же до любви, как и большинство его единоверцев, он женился по любви, но это было давно.
Леди Герберт пришла в сопровождении индуса, видимо, слуги — хотя он вел себя без подобающего его положению смирения. Именно индус держал в руках бархатный мешочек, отделанный стеганым атласом, но, прежде чем показать Джошуа, что лежит внутри, леди Герберт попросила его закрыть ставни и запереть дверь, чтобы им никто не помешал. Он сделал, как она просила, потому что его охватило любопытство. О коллекции украшений и драгоценных камней, принадлежащей леди Синтии Герберт, ходили легенды, и у него возникло предчувствие, что она собирается показать ему нечто потрясающее.
И Джошуа не был разочарован, потому что на стеклянный прилавок из маленького мешочка посыпались сокровища, каких ему еще видеть не доводилось — ни за восемь лет, проведенных в «Компании золотых и серебряных дел мастеров» на Риджент-стрит, ни за те двадцать лет, что он имел собственное дело. Всего камней оказалось девять, и хотя Джошуа слышал, что в природе существуют бриллианты таких цветов, он все равно не мог поверить своим глазам. Однако не вызывало сомнений, что перед ним бриллианты: характерные кристаллические наросты не встречаются ни в каких других камнях, заставляя их гореть ослепительным, насыщенным светом. Джошуа попадались бледно-розовые и светло-голубые и даже желтые бриллианты, но никогда изумрудно-зеленые, темно-сапфировые, ярко-медного цвета, а главное, огненно-красные. Красный бриллиант особенно поражал воображение, он испускал необычное сияние, и Джошуа представил себе, что, если к нему прикоснуться, камень может обжечь. Но он должен был взять его в руки, и, когда сделал это, у него возникло ощущение, будто огонь, горящий внутри камня, согрел кровь в его ладони, затем в руке, а потом добрался до груди, поэтому он быстро положил его на место.
Все камни были изысканно огранены, и Джошуа видел, что они побывали в руках настоящего виртуоза. Голландец Вурсангер обладал шестым чувством, когда речь заходила об огранке бриллиантов, и его мастерство было непревзойденным. Все камни весили от десяти до двенадцати карат и невооруженному глазу казались безупречными. Позже, рассматривая их в лупу, Джошуа пришел к выводу, что это и в самом деле так. Красный бриллиант вызывал у него недоумение, почти пугал, потому что камень испускал сияние, даже когда он затушил фонарь и свечи. Возникало ощущение, будто внутри у него полыхает свет, и почему-то Джошуа подумал, что он похож на горячее сердце Иисуса, виденное им на картине в одном из католических домов.
Впрочем, красный бриллиант вызывал у Джошуа беспокойство и еще по одной причине: как только камень попал к нему в руки, он расшевелил опасные желания, доставившие ему столько неприятностей в молодости, желания, кои он так старательно пытался победить: жар в чреслах, шлюхи и картинки, обнаруженные его женой и заставившие ее уехать к сестре на север, откуда она так и не вернулась. Теперь Джошуа был уже старым человеком, ему вполне хватало мимолетных взглядов под юбки, появлявшиеся в его окне, или на декольте той или иной дамы, когда она наклонялась, чтобы взглянуть на изысканные украшения, которые он совершенно сознательно держал под прилавком. Но красный камень разбудил уснувшие было желания.
Леди Герберт задержалась ровно настолько, чтобы еще раз повторить, что ее заказ должен оставаться в строжайшей тайне. Он испытал нечто близкое к облегчению, когда посетительница ушла, потому что она страшно нервничала и потребовала показать ей его мастерскую в подвале. Когда-то она была красивой — даже пышной, насколько он помнил, — но как-то вся усохла после своего возвращения с Востока, а глаза, в которых прежде сиял огонь, стали бесцветными и безжизненными.