А еще в то время — песни зовут его Нурталэ Валинорэва, Сокрытие Валинора — были созданы Зачарованные Острова, и моря вокруг них наполнились тенями и смятением. Острова эти протянулись подобно сети через Мглистые Моря с севера на юг, и плывущему на запад должно было перед Тол Эрессэа, Одиноким Островом, миновать их. Но едва ли могла какая-либо ладья проплыть меж ними, ибо вечно с угрозой вздыхали там волны, разбиваясь об окутанные туманами скалы. И сонливость охватывала мореходов в тумане, и великая усталость, и не хотелось им плыть дальше; те же, кто ступал на острова, попадали в тенета, и спать им до Изменения Мира. Так и случилось, что, как предсказал в Арамане Мандос, Благословенный Край был закрыт для нолдоров; и из множества вестников, что отплывали позже на запад, никто не пришел в Валинор — кроме одного, самого могучего морехода, воспетого в песнях.
Валары сидели теперь покойно за своими горами; дав Средиземью свет, они надолго оставили его, и власть Моргота не оспаривалась никем, кроме нолдоров. Если кто и думал об Изгоях то лишь Ульмо, — тот, кому приносила вести вода.
С этого времени начался счет годам Солнца. Короче были они долгих Лет Дерев Валинора. В то время воздух Средиземья стал тяжек от дыханья роста и увядания, и все сменялось и старело быстрее. Пришла Вторая Весна Арды — жизни тесно было на земле и в водах, и эльдары множились, и Белерианд лежал прекрасен и зелен под новым солнцем.
При первом восходе солнца, на востоке Средиземья, в краю Хильдориэн проснулись Младшие Дети Илуватара. Но впервые солнце взошло на западе, и глаза людей обратились туда, и ноги их, когда они бродили по Земле, чаще всего несли их на запад. Эльдары звали их атани, Вторые; а еще — хнльдоры, Пришедшие Следом, и многими другими именами: апанонары — Послерожденные, энгвары — Болезненные, и фиримары — Смертные; называли они их и Захватчиками, и Чужаками, и Непостижимыми, Носящими в Себе Проклятье, Тяжкорукими, Боящимися Ночи, Детьми Солнца. В преданиях Предначальной Эпохи о людях сказано мало — лишь об Отцах Людей, атанатарах, в первые годы Солнца и Луны пришедших на север мира. Никто из валаров не явился в Хильдориэн, дабы наставить людей или призвать их в Валинор; и люди не так любили валаров, как боялись их, и не понимали замыслов Стихий, будучи отчуждены от них в борьбе с миром. Ульмо, тем не менее, думал о людях; и его послания часто приходили к ним с рекой или дождем. Но они и сейчас не разумеют таких вещей, — а в те годы, до смешения с эльфами, и вовсе ничего в них не понимали. Потому они любили воду, и песня струй трогала их души, но смысл ее оставался темен. Однако, говорят, вскоре они встретили Эльфов Ночи и подружились с ними. И в детстве своем люди стали товарищами и учениками этого древнего народа, эльфов-странников, никогда не стремившихся в Валинор, а о валарах знавших лишь понаслышке.
Моргот вернулся в Средиземье незадолго до того, и власть его еще не распространилась; да и внезапное явленье двух новых светил сдерживало его. В холмах и лугах не таилась опасность; и новые растения, рожденные много лет назад в думах Йаванны, и посеянные во тьме, пошли в рост и зацвели. На запад, север и юг направляли свой путь дети людей, и радость их была радостью утра, когда каждый лист еще зелен, а роса не просохла.
Но рассвет краток, а день часто нарушает его обещания; и близилось время великих северных войн, когда нолдоры и люди вышли на бой с полчищами Моргота Бауглира — и были разбиты. К этому концу неуклонно вели их и хитроумная ложь Моргота, что он сеял издревле среди своих врагов, и проклятье за резню в Альквалондэ, и клятва Феанора. Лишь малая толика рассказана здесь о деяньях тех дней, — и более всего сказано о Сильмарилях и нолдорах и о тех Смертных, что оказались замешаны в их судьбе. В те дни люди и эльфы были внешне похожи и одинаково сильны, но эльфы искуснее, мудрее и красивей; и те, кто жил в Валиноре и видел Стихий, настолько же превосходили Сумеречных Эльфов, насколько те превосходили Смертных. Лишь в Дориафе, королевой которого была Мелиан из рода валаров, приблизились синдары к калаквэнди Благословенного Края.
Бессмертными были эльфы, и мудрость их прибывала с веками, и ни недуг, ни скорбь не несли им смерти. Тела их, правда, принадлежали Земле, и их можно было уничтожить; и в те дни они были более схожи с телами людей, ибо пламенный дух эльфов, что с течением времени сжигает их изнутри, недолго еще жил в них. Но люди были слабее, оружие и неудачи легче убивали их, а исцелялись они хуже, они старели и умирали. Что происходит с их душами после смерти, — эльфы не знают. Кое-кто говорит, что они также приходят в чертоги Мандоса; но их чертог ожиданья не тот, что у эльфов, и по воле Илуватара лишь Мандос — не считая Манвэ — знает, куда уходят они, собравшись в безмолвных палатах на берегу Внешнего Моря. Никто не возвращался из жилищ мертвых, кроме Берена, сына Барахира, чья рука коснулась Сильмариля; но он после того не встречался со Смертными. Быть может, после смерти люди уходят из воли валаров, и не все предпето в Музыке Айнуров.
Позже, когда победа Моргота, как он и замышлял, разделила людей и эльфов, те эльфы, что остались в Средиземье, начали слабеть, и люди захватили свет Солнца, а квэнди бродили при свете луны и звезд по пустынным землям и островам, уйдя в леса и пещеры и став лишь воспоминаниями и тенями, — кроме тех, кто время от времени отплывал на Запад и навеки покидал Средиземье. Но в начале лет эльфы и люди были союзниками и почитали друг друга родичами, и были среди людей такие, кто постигал мудрость эльдаров и становился величьем и доблестью подобен вождям нолдоров. И славу, и красоту эльфов, и их судьбу по праву делят потомки людей и эльфов — Эарендиль и Эльвинг, и сын их Эльронд.
Как уже говорилось, Феанор и его сыновья первыми из изгоев пришли в Средиземье и высадились на пустоши Ламмоф, что значит Великое Эхо, на внешних берегах залива Дрэнгист. И, едва нолдоры ступили на берег, кличи их были подхвачены холмами и умножились, голосами бессчетного могучего войска наполнив берега Севера. И гул пламени, пожиравшего корабли в Лосгаре, унесся в море гневным ревом великой бури, и все, кто слышал его, исполнились изумления.
Сполохи того пожарища видел не только Финголфин, брошенный Феанором в Арамане, но и орки, и другие соглядатаи Моргота. Ни одно предание не говорит, какие думы родились в душе Моргота при вести, что Феанор, его злейший враг, привел с запада войско. Но едва ли он испугался, ибо не верил тогда еще в силу нолдорских мечей; а вскоре стало ясно, что он замыслил сбросить их в море.
Под холодными звездами, перед восходом луны воинство Феанора двинулось наверх по долгому заливу Дрэнгист, что пронзал Эред Ломин — Зычные Горы — и вошло в обширные земли Хифлума; и, в конце концов, подошли они к длинному озеру Мифрим и разбили лагерь на северном берегу его, в краю, носившем то же название. Но орды Моргота, пробужденные шумом в Ламмофе и пожаром в Лосгаре, просочились через перевалы Эред Вэтрина, Теневого Хребта, и обрушились на Феанора внезапно, прежде чем лагерь успели укрепить, как должно. И там, в седых полях Мифрима, разыгралась Вторая Битва Войн Белерианда, Дагор-ну-Гилиаф зовется она, Битва-под-Звездами, ибо луна тогда еще не взошла; и она прославлена в песнях. Нолдоры, немногочисленные и захваченные врасплох, тем не менее быстро победили; свет Амана не погас еще в их очах, они были сильны и скоры, гнев их гибелен, а мечи — длинны и смертоносны. Орки бежали пред ними, их выбили из Мифрима с большими потерями и гнали через Теневой Хребет до великой равнины Ард-Гален, что лежит к северу от Дортониона. Там армии Моргота, что проникли в долину Сириона и осаждали Цирдана в Фаласских гаванях, двинулись на помощь оркам — и тоже были разбиты. Ибо сын Феанора Целегорм, прознав о них, устроил засаду и, обрушившись на врага с холмов близ Эйфель Сириона, оттеснил орков в топи Серех. Воистину, дурные вести пришли в Ангбанд, и Моргота охватило смятение. Десять дней длилась битва, и из всего воинства, подготовленного им для завоевания Белерианда, возвратилась лишь жалкая горстка.