Так кончился набег, слух о котором не достиг ни Изенгарда, ни Мордора. Но дым пожарища еще долго поднимался к небесам, и его видели многие внимательные глаза…
Пиппин и Мерри пробирались невесть куда через чащобу. Берег ручья вёл их на запад, вверх по горным склонам, все дальше в Лес Фангорна. Постепенно страх перед орками отступил, они пошли медленнее и тут обратили внимание на странное удушье. Воздух как будто растаял и перестал питать легкие. Мерри остановился.
– Больше не могу, - пропыхтел он. - Я совсем задыхаюсь.
– Давай хотя бы попьем, - сказал Пиппин. - У меня во рту все пересохло.
Он вскарабкался на огромный древесный корень, спускавшийся в воду и, нагнувшись, зачерпнул сложенными ладонями. Вода была холодной и чистой, и он пил долго. Мерри последовал его примеру. Вода освежила их и, казалось, вселила бодрость в сердца. Хоббиты с удобством расположились на берегу ручья, опустив израненные ноги в поток и разглядывая деревья, сплошной стеной обступившие их со всех сторон. Между стволами стоял серый полумрак.
– Как ты думаешь, мы не заблудились? - спросил Пиппин, устраиваясь поудобнее у подножия огромного древесного ствола. - Я думаю, надо идти вдоль ручья, тогда хоть назад можно будет вернуться.
– Пойти-то можно, вот только ноги не идут, - вздохнул Мерри. - Ты чувствуешь, какой здесь воздух?
– Душно очень, и туман какой-то… - отозвался Пиппин. - Мне вспомнилась старая комната в Большой Усадьбе Туков: огромная, знаешь, такая усадьба, мебель там не меняли и не двигали много поколений. Говорят, Старый Тук жил очень долго, а комната старела и дряхлела вместе с ним. Потом он помер, лет сто назад, но там все равно ничего не изменилось. Ну, так это пустяки по сравнению с древностью этого леса. Посмотри, как ветки обросли лишайником! А на деревьях полно старой листвы, похоже, она никогда и не опадает. Странно. Не могу представить, как здесь будет весной - если она когда-нибудь сюда придет.
– Но солнце-то должно иногда появляться, - сказал Мерри. - Я помню, как у Бильбо описано Сумеречье. Там была сплошная темень, скрывавшая страшные вещи. А здесь просто душно. Деревья, что ли, очень густо растут? По-моему, здесь никакой зверь долго не выживет.
– Да и хоббит, пожалуй, тоже, - проворчал Пиппин. - Как подумаю, что придется тащиться через этот лес, так тошно становится. К тому же едой здесь и не пахнет. Сколько у нас припасов?
– Маловато.
Они посмотрели, что осталось от эльфийских лепешек: раскрошенные кусочки, которых хватит не больше чем на четыре-пять полуголодных дней, вот и все.
– И у нас нет ни одного одеяла, - сказал Мерри. - Куда бы мы ни пошли, ночью все одно замерзнем.
– Насчет дороги лучше решать сейчас, - подумав, произнес Пиппин. - Должно быть, наступает утро.
В этот миг они заметили слабый желтоватый свет, проглядывающий сквозь деревья; казалось, солнечные стрелы там внезапно пробили крышу леса.
– Привет! - воскликнул Мерри. - Похоже, пока мы сидели здесь, солнце забежало за тучку, а теперь опять выбежало, а может, просто поднялось повыше, чтобы выглянуть сквозь какой-нибудь просвет. Он, должно быть, недалеко. Пойдем посмотрим.
Оказалось, это дальше, чем они предполагали. Местность постепенно поднималась и становилась более каменистой. Свет разливался все шире, и скоро они оказались у скальной стены: не то перед склоном холма, не то перед отрогом дальнего хребта. Здесь не росло ни одного деревца, и солнце ярко освещало вершину. Насколько запущенным и серым выглядело все раньше, настолько теперь лес светился коричневыми и темно-серыми оттенками коры, гладкой, как полированная кожа. Ветви подёрнулись зеленоватой дымкой - первый признак весны.
На крутом каменистом склоне обнаружилось нечто похожее на лестницу. Её грубые и неровные ступени проточили, скорее всего, вода и ветер. Высоко, почти вровень с вершинами деревьев, виднелся уступ, над ним нависала отвесная стена. Уступ порос травой, его украшал огромный корявый пень с двумя изогнутыми ветвями; в неверном утреннем свете он напоминал фигуру какого-то старика.
– Айда наверх! - радостно воскликнул Мерри. - Подышим вволю и осмотримся!
Они полезли вверх. Если лестницу и делал кто-то, то явно рассчитывая на ноги побольше и подлиннее, чем у хоббитов. Они были слишком возбуждены, чтобы заметить и удивиться, как необыкновенно быстро зажили рубцы и язвы, оставшиеся после плена, как быстро вернулись силы. Они забрались на край уступа, почти у подножия старого пня; став спиной к холму и глубоко дыша, посмотрели на восток. Оказалось, что в глубь леса они прошли всего три-четыре лиги. Вершины деревьев спускались по склонам к долине. Там, у самого края леса, очень далеко, поднимались клубящиеся столбы черного дыма, волнами плывшего по направлению к ним.
– Ветер меняется, - сказал Мерри, - и опять с востока… Чувствуешь, как холодает?
– Да. Боюсь, что солнце проглянуло ненадолго и скоро все опять затянет тучами. Как жаль! Этот старый запущенный лес при солнечном свете совсем другой. Я почти полюбил его!
– Почти полюбил лес! Вот это славно! Очень любезно с вашей стороны, - произнес странный голос. - Повернитесь-ка, дайте взглянуть на ваши лица. Похоже, вы мне не очень-то нравитесь, однако не будем спешить. Повернитесь!
Большие узловатые ладони легли на их плечи, и их повернули, мягко, но настойчиво; затем две огромные руки подняли их.
Перед хоббитами было совершенно необычное существо. Оно походило не то на человека, не то на тролля, футов четырнадцати ростом, с длинной головой и почти без шеи. Гладкая коричневая кожа рук мало походила на грубую серо-зелёную кору, покрывавшую остальное тело. На огромных ногах было по семь пальцев. Нижняя часть длинного лица заросла широкой седой бородой, кустистой, у основания напоминавшей тонкие прутья, а на концах похожей на мох. Но в первый момент хоббиты не заметили ничего, кроме глаз. Эти глубокие глаза теперь разглядывали их, сосредоточенно, очень проницательно. Они были коричневыми, в их глубине то и дело вспыхивал зеленый огонек. Потом Пиппин часто пытался рассказать о своем первом впечатлении от этих удивительных глаз. Казалось, их наполняет вековая память и долгие, медленные, размеренные размышления, а поверхность их искрится настоящим: так бывает, когда солнце играет в кроне гигантского дерева или на волнах очень глубокого озера. «Не знаю, но мне почудилось - говорил он, - будто что-то, что росло в земле - сонное вроде как - вдруг пробудилось и изучает нас так же медленно, как жило на протяжении бесконечных лет».